Я еле сдержалась, чтобы не фыркнуть, только серьезность обстановки помешала мне это сделать.

– Я убрала пудреницу в пакет и спрятала в подъезде за мусоропроводом, а сама стала ждать приезда милиции и «Скорой», – глядя в сторону, сообщила Наташа. – А все остальное было так, как я вам и говорила. Я правду говорю, поверьте мне!

Наташа смотрела на меня умоляюще, и я понимала, что она говорит правду. Я это чувствовала. Если бы эта глупая сопливая девчонка и впрямь была виновна в смерти сестры, то она сейчас непременно призналась бы, не выдержала бы она такого давления с моей стороны! А то, что она не притворяется глупышкой, тоже было ясно: хитрая и расчетливая особа никогда не совершила бы столь тяжкого преступления из-за такой мелочи, как фарфоровая пудреница. Это для Маши, девушки с тонким вкусом, эта вещица представляла интерес. Свиристелка же Наташа смотрела на нее как на «красивенькую коробочку».

Да, таким образом версия, которую я считала последней и правильной, так быстро развалилась на моих глазах. Я это понимала и в душе уже старалась примириться с этим. Все казалось верным, распутанным, все объясняющим, а теперь лопнуло, как первомайский воздушный шарик.

Наташа продолжала лепетать что-то в свое оправдание, прижимая ладони к груди, смотрела на меня преданным и даже заискивающим взглядом, но я уже почти не слушала ее.

Но вот ведь какая вещь – меня явно кто-то хотел запугать.

И это не просто так, это связано именно с делом Маши. Еще и поэтому версию о том, что главной злодейкой является Наташа, придется откинуть: кого она там могла нанять или попросить напасть на меня, у нее и знакомых-то здесь почти нет. Хотя эти парни вели себя тоже довольно глупо, под стать ей… Ладно, на всякий случай проверим.

– Очень жалобно ты поешь и убедительно, – перебила я лепет Наташи. – А вот что друзья твои скажут на это?

– Какие друзья? – вскинула она на меня растерянные глаза и шмыгнула носом.

– Такие! Один крепкий блондин, а другой – высокий громила, – отчеканила я, внимательно следя за реакцией Наташи, и выложила ей на стол отксеренный фоторобот – я попросила его у Павлова во время недавнего визита в милицию.

Красивые голубые глаза Наташи – вот же достались такой маленькой паршивке! – стали просто огромными. Мои слова явно повергли ее в недоумение.

– Вы… Вы ошиблись, наверное, – прошептала она, снова готовая заплакать. – У меня нет таких друзей! У меня вообще нет здесь друзей! А они что, говорят, что со мной знакомы?

– Неважно, что они говорят, – отрезала я. – Посмотрим, что они скажут, когда послушают запись моей беседы с тобой, это будет интереснее. Так что если ты меня обманула…

– Да нет же, нет! – Наташа принялась подрагивать, словно вспоминая, не сказала ли ненароком хоть слово неверно.

– Давай сюда шкатулку! – потребовала я.

Наташа тут же метнулась к комоду и дрожащими руками извлекла из ящика шкатулку. Я молча взяла фарфоровую пудреницу и спрятала в свою сумочку.

– Вот так, – удовлетворенно произнесла я. – Имей в виду, это прямая улика против тебя, как ты понимаешь. Дальше твоим делом будет заниматься милиция.

34+6+18 – верьте в свои возможности, и ваша мечта осуществится!

Практически то же самое, что было и в прошлый раз. Кости не сочли нужным ни предостерегать, ни одергивать, ни направлять. Они просто констатировали правильное течение событий. А это значило, что мне нужно опереться на свою интуицию в очередной раз.

Собственно, я не очень расстроилась, что Наташа никоим образом не вписалась в образ главной злодейки. Было бы совсем пошло и гадко – сестра убила сестру из-за какой-то ерундовой пудреницы. Начинали с великих страстей, а закончили тремя копейками.

Итак, что у нас осталось? Осталась только Колесникова.

Больше просто нет никого. И именно там находится разгадка.

В этом я уже была убеждена.

Значит, Колесникова!

Я несколько раз порывалась звонить Макарову, но каждый раз откладывала звонок, пытаясь и без помощи психолога додуматься до того, что же за проблема гложет Марину.

Во время моих размышлений позвонил Дима Павлов. Он сообщил, что Регина Найденова устроила в милиции истерику, говорила, что у всех у них, то есть у Павлова, Мельникова и иже с ними, руки по локоть в крови, что они – «сатрапы НКВД», что сейчас не тридцать седьмой год, но она, подчиняясь грубой силе, готова подписать признательные показания. Только на суде она от них непременно откажется, потому что не убивала Машу Гаврилову. Просто сделала ей гадость, потому что завидовала. Да, она призналась в том, что Антон Владимирович Глазов ей не больно-то был нужен. Может, только для того, чтобы потешить свое самолюбие.

– В общем, сука она, – заключил Павлов.

«Да, мы, женщины, порой такие», – покачала я головой, слушая его рассказ.

– Мы ей нервы помотали, отправили в камеру снова. Но это не она, точно… Я чую, что не она. Алиби нет, но не верю все равно. – Павлов тяжело выдохнул в трубку. – В общем, с этой Найденовой мы решили так – еще нервы помотаем немного этой стервозине, а потом домой отправим, к чертовой матери! Дурак будет тот, кто на ней женится, – заключил Дима. – Ну а у вас есть что-нибудь новенькое?

Я ответила, что я на подходе к решению задачи и позвоню сразу, как понадобится официальная помощь.

Павлов, не очень-то веря в мою удачу, сказал, чтобы я обязательно звонила, и попрощался.

А вслед за ним мне позвонил психолог Максим Макаров, опередив таким образом мои намерения позвонить ему самой.

– Татьяна, я разговаривал с Мариной по вашему поводу, – начал он.

– Она на меня жаловалась?

– В общем, да, – ответил Максим. – Но я не буду читать вам лекцию о недопустимости воздействия на неустойчивых в психологическом отношении людей. Дело в том, что я сам много думал над вашими словами. У меня есть своя версия, и я могу с вами ею поделиться.

– Что ж, буду рада, – ответила я.

– Это не телефонный разговор, давайте встретимся.

Я, разумеется, тут же согласилась и вскоре уже ехала по направлению к дому Макарова. Разговор был недолгим, но очень содержательным. Я наконец была посвящена в суть проблемы Марины Колесниковой. Макаров призвал меня быть в отношении ее как можно более осторожной. Он сказал, что даже если попробует настоять на том, чтобы Марина обнародовала этот факт, то она все равно ничего не скажет. Она крайне запугана, и, чтобы вывести ее из этого состояния, необходимо или пойти на обман, или же вести долгую работу. И главное – Макаров ничего не сказал мне о том, кто был виновником проблем Марины. Он сам об этом ничего не знал, так как Колесникова хранила все это в тайне.

Тут зазвонил мой мобильный телефон. На проводе была Ирина Альбертовна Синявская. Я и забыла, что сегодня наступил тот самый день, когда я по нашему последнему уговору должна была раскрыть имя убийцы Марии Гавриловой. Увы, я не была готова выполнить это условие.