Раньше я никогда не представлял себе, каков церемониал опочивальни цезаря, и зачарованно смотрел, как евнухи, бормоча ритуальные фразы, принялись раздевать Галла, между тем как он совершенно не обращал на них внимания. Галл был начисто лишен чувства неловкости и не ведал стыда. Когда они сняли с него всю одежду, Галл знаком приказал им удалиться, велев принести вина. Нам принесли вино, и Галл заговорил со мной - вернее, начал свой монолог. Огонь светильника бросал колеблющиеся тени на его лицо, красное от выпитого за ужином; упавшие на лоб белокурые волосы казались седыми. Я заметил, что он по-прежнему прекрасно сложен, но на животе уже появился жирок.

- С тобой хочет познакомиться Констанция. Она часто о тебе спрашивает, но сюда, конечно, приехать не смогла. Кто-то из нас должен всегда быть в Антиохии. Кругом шпионы, предатели. Никому нельзя верить. Понимаешь? Никому. Даже кровным родственникам.

Я порывался было заверить брата в своей преданности, но он пропустил это мимо ушей.

- Все люди злые, я это понял еще в детстве. Они рождаются во грехе, живут во грехе, во грехе и умирают. Лишь Бог способен нас спасти, и я молю Его о спасении. - Галл перекрестил свою голую грудь. - Но быть цезарем в мире зла - это здорово! Отсюда, - он поднял руку вверх, - видно их всех, всю их мышиную возню, а они тебя не видят! Иногда я переодеваюсь и ночами брожу по улицам. Я слушаю их, слежу за ними и знаю: я могу сделать с ними все, что хочу, а они со мной - ничего! Захочу - убью в переулке мужчину, а захочу - изнасилую женщину. Иногда я так и делаю. - Он нахмурился. - Я знаю, это дурно. Я пытаюсь себя сдержать. Но ведь я - лишь орудие кого-то, кто выше меня. Я - дитя Бога. Хотя я Его недостоин, Он создал меня таким и перед Ним я когда-нибудь предстану. Вот почему я добр.

Должен сказать, что эта последняя его самооценка меня просто ошеломила, но лицо мое по-прежнему выражало один только почтительный интерес.

- Я строю храмы. Я укрепляю церковный порядок. Я искореняю ересь везде, где бы она ни появилась. Я активно насаждаю добро. Так и должно быть. В этом мое великое предназначение, а ты… не верится мне, что ты мой брат. - Галл перескакивал с одного вопроса на другой. Но вот он в первый раз удостоил меня взглядом. При ярком свете лампы было видно, что его великолепные голубые глаза налиты кровью.

- Сводный брат, Галл.

- Все равно. Главное - мы с тобой одной крови. Это связывает меня с Констанцием. А тебя со мной. Наше божественное предназначение - быть хранителями его церкви на земле.

Тут в комнату неслышно впорхнула необычайно красивая девушка. Галл никак не отреагировал на ее появление, я последовал его примеру. Он продолжал говорить и пить, а она, не обращая на меня никакого внимания, на моих глазах предалась с ним любви. Думаю, никогда в жизни я не был так смущен. Я старался не смотреть на них и переводил взгляд то на пол, то на потолок, но глаза мои, помимо воли, неизменно возвращались к брату, лежавшему почти неподвижно на ложе, и девушке, которая очень нежно и искусно утоляла его похоть.

- Констанций готов исполнить любую мою просьбу. Вот что значит родная кровь! А еще он слушается своей сестры, моей жены. Она самая знаменитая женщина в мире. Отличная супруга и великая царица. - Он поерзал на ложе и раздвинул ноги. - Надеюсь, ты удачно женишься. Знаешь, у Констанция есть еще одна сестра, Елена. Она гораздо старше тебя, но в династических браках это ничего не значит. Может статься, Констанций возьмет и женит тебя на ней. А может - даже цезарем назначит, как меня. Хочешь?

Я едва расслышал его слова. Мне было просто не оторвать глаз от того, что вытворяла с Галлом эта девица. Оривасий часто говорит, что я ханжа; видимо, так оно и есть. Во всяком случае, когда я наблюдал, как насилуют моего брата, меня от напряжения даже пот прошиб.

- Не-нет, - запинаясь, пробормотал я. - Я не хочу быть цезарем. Я учусь и вполне этим доволен.

- Все лгут, - с грустью произнес Галл. - Даже ты. Даже родная кровь. Впрочем, вряд ли тебя возвысят. Вряд ли. Я правлю Востоком, Констанций - Западом. В тебе нет нужды. Ты держишь дома девушек?

- Да, одну, - ответил я дрожащим голосом.

- Одну! - Он удивленно покачал головой. - А твой друг? Ну, тот, у которого ты живешь?

- Оривасий?

- Он твой любовник?

- Нет-нет!

- А я-то думал… Ну и что в этом такого? Ты же не Адриан. Кому какое дело, с кем ты спишь? Впрочем, если тебе нравятся мальчики, советую ограничиться рабами. Помни: в вашем положении вступать в близкие отношения с мужчиной своего круга небезопасно.

- Меня ни капельки… - начал я, но он продолжал, не слушая меня:

- Да, лучше всего рабы. Особенно кучера и конюхи. - Его голубые глаза вдруг сверкнули, лицо на мгновение исказила злобная гримаса: он желал напомнить мне давнюю сцену на поляне в Макелле. - Впрочем, поступай как знаешь. Во всяком случае, единственный тебе совет, единственное предупреждение - не только старшего брата, но и государя… - Тут он вдруг замолк и перевел дух: девушка сделала наконец свое дело. Она поднялась на ноги и, опустив голову, застыла рядом с ложем. Он подарил ей чарующую улыбку, а потом вдруг приподнялся и со всего маху ударил ее по лицу. Она откинулась назад, но не издала ни звука. Потом он подал ей знак, и она вышла.

С невозмутимым видом Галл повернулся ко мне и продолжил с того самого места, где остановился:

- …Ты ни в коем случае не должен водиться с этим колдуном Максимом. И так уже болтают, будто ты утратил веру. Я знаю, что это не так. Разве ты способен на такое? Ведь мы потомки равноапостольного Константина Великого. На нас лежит Божья благодать. Хотя… - Он зевнул и откинулся на ложе. - Хотя… - повторил он еще раз и закрыл глаза. Я подождал еще минуту, надеясь, что он продолжит. Но он спал.

В опочивальне снова появились евнухи. Один укрыл Галла шелковым одеялом, другой убрал вино. Они действовали с такой невозмутимостью, как если бы то, чему я был свидетелем, происходило каждый вечер. Под пьяный храп Галла я на цыпочках выбрался из комнаты.

Приск: Я всегда считал, что Юлиан мог быть гораздо счастливее, будь он хоть чуточку похож на Галла. Вот кто умел пожить в свое удовольствие и не оставлял ни одной прихоти без удовлетворения. Как я ему завидую!

Либаний: По всей видимости, Приск нашел наконец свой идеал.

Через несколько месяцев после визита в Пергам Галл был низложен. Два года к императору шли из Сирии тревожные донесения относительно Галла. Небридий прямо заявил государю: если цезаря не отзовут, Сирию ждет гражданская война; о том же писал императору и Талассий в своем последнем письме.

Несчастливое стечение обстоятельств резко ускорило ход событий. Голод в Антиохии все усиливался. Чернь заволновалась. Потерпев неудачу с твердыми ценами, Галл решил как можно скорее бежать из Антиохии. В качестве предлога он объявил о намерении начать войну с Персией, хотя войск под его началом не хватило бы и для взятия выстроенной из ила египетской деревушки.