– И акулы, – добавил Шелли.

Они обернулись. Шелли с непроницаемым выражением лица глядел на грифельно-серую воду.

– Чушь собачья, – сказал Эфраим.

Плечи Шелли задергались вверх-вниз, точно у пугала:

– И пожалуйста. Мой дядя акул повидал. Он рассказывал, что однажды пара сборщиков устриц поймали большую белую возле Кэмпбелтона. Та заплыла в залив Каскампек после шторма. Дядя сказал, что, когда устричники вспороли ей брюхо, на причал выкатились две бутылки вина.

Дядя Шелли был ловцом омаров, так что история могла оказаться правдой.

Эфраим сжал кулак и ударил себя по бедру.

– Может, сделаем плот, например? – Он показал на лодку Оливера МакКэнти. – Или попытаемся завести мотор? Что думаешь, Макс?

– Почему бы нам просто не расслабиться? – ответил тот. – Уоттерс опоздал всего на полчаса…

– Уже почти на сорок пять минут, – уточнил Ньютон.

– Скорее всего, ничего особенного не случилось, – сказал Макс. – Может, у него запор.

Все засмеялись, а Эфраим произнес:

– Старик Уоттерс – полный придурок.

Надвигались грозовые тучи. Мальчики сосредоточенно посмотрели на небо. Гром прокатился по воде и отозвался эхом – звук был каким-то воздушным и живым. Пурпурные облака стали угольно-черными. Затем раскалились добела, ощетинились молниями и раздулись, точно огромные легкие. Свинцовым батальоном они рассредоточились над водой. Над океаном хлынул дождь, окрашивая воздух в мглистый серый цвет.

– Может, старик Уоттерс знал, что надвигается буря, – предположил Макс, – поэтому и не появился.

– Тогда почему было не приплыть пораньше? – возразил Ньютон. – Если он слышал прогноз и знал, что надвигается сильный шторм, то зачем оставлять нас здесь?

– Мы не знаем, сильный ли шторм… – неуверенно произнес Макс.

Серебристая пелена прокатилась над водой, которая и сама приобрела мрачный оттенок. Пелена угрожающе нависала над океаном, застилая синее небо и заслоняя солнце. Волны окрасились в темно-красный цвет.

– Черт, дело плохо, – хрипло сказал Кент. – Нужно укрыться.

Они двинулись по пляжу к хижине. Ньютон бросил через плечо полный паники взгляд. Серебристая пелена надвигалась с жуткой скоростью. Ее контуры обрели форму – прозрачная воронка соединила поверхность воды с тяжелыми грозовыми тучами и раскачивалась из стороны в сторону, словно бедра гавайской танцовщицы.

Циклон.

Ньютон вспомнил, как один такой несколько лет назад налетел на Эбботсфорд. Пронесся по выстроившимся вдоль прибрежных утесов домам и разнес их вдребезги. Подхватил яхты богатых американцев стоимостью в миллион долларов и расшвырял, будто ребенок, который в истерике раскидывает игрушки по комнате.

– Нужно спрятаться в хижине! – крикнул он, перекрывая похожий на вопли банши шум ветра. – Или под землей. Скорее!

Когда они добрались до хижины, черепица уже молотила по крыше – дробный «крак! крак!» напоминал перестук высушенных костей.

Ребята как один замерли у двери. За нею лежал мертвец. В шкафу сидел запертый скаут-мастер Тим. Они будто вернулись на место преступления, о котором поклялись молчать.

Молния прорвала пурпурные тучи и змеей метнулась к океану. Вода засветилась, словно тысячи грибов-гнилушек, словно на глубине взорвалась крошечная атомная бомба.

– Нам нужно внутрь, – сказал Ньютон, – шторм обрушится в любую минуту.

– Укрыться нужно, но не там, – возразил Кент. Его лицо стало уже мертвенно-бледным, если не считать желтушного румянца на скулах. – Я не хочу больше видеть того мужика.

Эфраим усмехнулся:

– Ты ведь так хотел поглядеть на него прошлой ночью?

– Там еще и скаут-мастер, – напомнил Ньютон.

Кент заслонил собой дверь. Глупый жест. Все равно что поставить чучело охранника в банковское хранилище. Трепавший углы хижины ветер перешел на задыхающийся свист, завывал музыкальной пилой под смычком.

– Они больны, – просто ответил Кент.

– Они больны? – переспросил Ньютон. – Кент, один из них мертв.

– Тогда он. Тим. Он болен. Все это место заразное.

– А как насчет тебя, Кент? Ты сам не болен?

Это произнес Шелли. Мальчишки едва смогли его расслышать – ветер подхватил слова и унес их прочь, к гудящим верхушкам деревьев.

– Что? – удивился Ньютон. – Кто болен?

– Разве не ясно? – уже громче сказал Шелли. – Кент. Он чертовски болен. Прошлой ночью я видел, как он…

– Заткнись! – Кент почти рыдал. – Заткни свой поганый рот, Шел!

– Прошлой ночью, – начал Шелли, старательно выговаривая каждое слово, – я застукал Кента. Это он украл холодильник и отнес его к воде. А когда я туда добрался – уже все съел. Он…

Шелли открыл было рот, чтобы еще что-то добавить, но Кент шагнул вперед и отвесил ему пощечину.

– Заткни свой гребаный рот, брехло. Я убью тебя, мелкий психованный ублюдок.

Шелли замер на месте. Струйка крови текла из разбитой губы, будто густая смола из разреза клена. Он даже внимания не обратил, его это не волновало. Пустые глаза затянула туманная белизна, в которой отражались сверкавшие над утесами молнии. Шелли смотрел стеклянным взглядом игрушечного клоуна.

– Это сделал Кент, – тихо сказал он. Повышать голос было уже не нужно, мальчишки и так ловили каждое его слово. – Да, это был он. Съел все наши припасы. Ничего не мог с собой поделать. Правда же, Кент? Поэтому я не рассказал сразу – мне было жаль тебя, Кент. Ты болен. У тебя глисты.

Кент привалился к двери. Усилие, которое потребовалось, чтобы ударить Шелли, казалось, истощило скудные запасы его сил.

– Мы… не пойдем… внутрь, – запинаясь произнес он.

– Послушай, Кент. – В ледяном голосе Эфраима звучала угроза, кирпично-красный румянец стекал по щекам и заливал шею. – Ты сожрал нашу еду. Ладно, это не важно. Что сделано, то сделано. Но я не буду стоять тут и ждать, пока меня зажарит молния. Поэтому просто скажу тебе: быстренько пересчитай свои жемчужные зубы. И приготовься попрощаться с ними, потому что если через две секунды не уберешься с дороги, то будешь собирать их с земли.

Не дожидаясь ответа, Эфраим уперся плечом в грудь Кента. Тот сложился точно шезлонг. Эфраим ворвался в хижину. Тошнотворно-сладкая волна ударила ему в лицо – так же мог пахнуть воздух внутри сгнившего улья.

Вой ветра походил на свист тысячи кипящих чайников. Кусок черепицы сорвало с крыши, и сквозь дыру стало видно разгневанное небо – синеватая тьма, освещенная вспышками молний. Ветер ворвался в новое отверстие и закружил по комнате клочья окровавленной марли, точно жуткие снежинки.

– Мы должны добраться до подвала! – воскликнул Ньютон.