Перебравшись в Москву на должность секретаря ЦК КПСС по сельскому хозяйству, Горбачев получил казенную дачу рядом с такой же дачей Андропова. Они стали соседями. Угодливый провинциал решил, что ему представился, так сказать, "повод для знакомства", и он заспешил.

"Я позвонил Юрию Владимировичу, — вспоминал Горбачев.

— Сегодня у нас ставропольский стол. И, как в старое доброе время, приглашаю вас с Татьяной Филипповной на обед.

— Да, хорошее было время, — ровным, спокойным голосом ответил Андропов. — Но сейчас, Михаил, я должен отказаться от приглашения.

— Почему? — удивился я.

— Потому что завтра уже начнутся пересуды: кто? где? зачем? что обсуждали?

— Ну что вы, Юрий Владимирович! — совершенно искренне попытался возразить я.

— Именно так. Мы с Татьяной Филипповной еще будем идти к тебе, а Леониду Ильичу уже начнут докладывать.

Говорю это, Михаил, прежде всего для тебя.

С тех пор желание приглашать к себе или быть приглашенным к кому-либо у нас не возникало. Мы продолжали встречаться со старыми знакомыми, заводили новых, приглашали к себе, ездили в гости к другим. Но не к коллегам по Политбюро и Секретариату".

Да, неплохо отбрил Андропов надоедливого прилипалу! Но тот по простоте своей холуйской натуры ничего не понял. И даже потом, много лет спустя, когда уж и Андропов давно преставился, и сам Горбачев коротал дни на пенсии, по-прежнему полагал ставропольский выпускник юридического факультета, что суровый сосед по даче его любил. Он описал трогательную сцену прощания с Андроповым, когда тот умирал в Кремлевской больнице.

"Когда я вошел в палату, — писал он позднее, — Андропов сидел в кресле и попытался как-то улыбнуться. Мы поздоровались, обнялись. Произошедшая с последней встречи перемена была разительной. Передо мной был совершенно другой человек. Осунувшееся, отечное лицо серовато-воскового цвета. Глаза поблекли, он почти не поднимал их, да и сидел, видимо, с большим трудом. Мне стоило огромных усилий не прятать глаза и хоть как-то скрыть испытанное потрясение. Это была моя последняя встреча с Юрием Владимировичем".

Даже умирая, Андропов играл и лицемерил, а свои подлинные чувства унес с собой. А Горбачев напрасно радовался якобы особенной любви к нему Андропова. Но вот смешная подробность.

В те же дни и точно так же Андропов попрощался и с Николаем Ивановичем Рыжковым. "18 января, — вспоминал позднее Рыжков, — услышал по телефону знакомое: "Чем вы сейчас заняты? Приезжайте к пяти, поговорим". Вопреки моим ожиданиям, он не лежал — сидел у письменного стола в глубоком кресле, плотно укрытый пледом. Поразило, как быстро он поседел, стал совсем белым. Я чувствовал себя не слишком ловко, попытался что-то рассказать об Австрии, он перебил, перевел разговор на экономику, снова бил вопросами — самыми разными, заставил на минуты забыть, что мы не в его кабинете на Старой площади, а в Кунцевской больнице. Когда вспомнил, спохватился, глянул на часы — час пролетел. Встал.

— Извините, Юрий Владимирович, не буду вас мучить; выздоравливайте.

Вдруг он поманил пальцем:

— Наклонитесь.

Я наклонился. Он, не вставая, прижал мою голову к груди, неловко поцеловал в щеку, отпустил. Сказал:

— Идите-идите. Все".

Тогдашний Секретарь ЦК по промышленности, будущий Предсовмина СССР был, конечно, человек простодушный и наивный (что доказал, к сожалению, на своем рабочем месте), но он изложил демагогический андроповский мини-спектакль без прикрас и преувеличений на свой счет. А тщеславный Горбачев и тут смотрелся в историческое зеркало (оно оказалось кривым, но он этого не замечает по сей день). Итак, можно сделать вывод: да, Андропов покровительствовал Горбачеву и тем паче пользовался его услугами, но в наследники он его явно не прочил. Наследниками в темной душе Андропова были люди совсем иные, куда более сложно устроенные…

* * *

Об Андропове до сих пор гуляют разного рода легенды и домыслы, порой самые странные, даже дикие и, уж конечно, взаимоисключающие друг друга. О том, что он якобы чистокровный еврей по фамилии Либерман, уже говорилось. Да, Андропов был, что называется, "еврейского происхождения", то есть с наличием еврейских предков, да, он втайне сочувствовал евреям и в некоторой степени окружил себя (за пределами самого КГБ, подчеркнем это!) еврейскими советниками, но евреем в подлинном смысле слова, конечно, не был. Дело тут обстояло куда как сложнее.

Но живуча, и даже весьма, другая легенда, противоположная. Андропов был тайным сторонником "русской партии", он сам создал и покровительствовал движению "русистов" (это выражение он и в самом деле употреблял и в разговорах, и один раз даже в собственноручно подписанном документе). Об этом даже пишут, и вполне с серьезным видом. Толкуют и о том, что он был скрытым поклонником Сталина. Это доказать столь же трудно, ибо имени этого Андропов во всех своих известных документах, а также достоверно записанных разговорах не упоминал нико гда. Однако эти толкования, получившие достаточное отражение в литературе, нашей и зарубежной, требуют, тем не менее, определенного ответа.

Попробуем же его дать.

Прежде всего, поставим неожиданный вопрос: а не был ли он тайным сталинистом, пусть и на особый склад? Как никак он был глубже и понятливее простоватого Полянского и прочих. Тут имеются некоторые факты, приведем их.

Во-первых, о симпатиях своего отца к Сталину мне не раз говорил (наедине, конечно) Игорь Андропов. Понимаем, что на юридических весах это многого не стоит: говорил, не говорил. Однако свидетельствую, так было, хотя подтвердить мог бы только он сам.

Но вот уже нечто весьма серьезное. В 1979 году в издательстве "Молодая гвардия", как раз в пик "молодогвардейских" успехов, пока громы над ним еще не разразились, появилась книжка "Игоря Андросова". Имени такого в Москве и в мире не ведали, но псевдоним Андропова-младшего был уж слишком прозрачен. О чем же книга? О, она не потеряла политического (как и научного) интереса по сей день!

Называется она "На перекрестке двух стратегий" и посвящена переговорам Советского правительства с Англией и Францией, с одной стороны, и гитлеровской Германией — с другой. Как известно, дело закончилось подписанием пакта Молотова — Риббентропа в августе 1939 года в Кремле. Скажем четко и определенно: автор признает заключение пакта спасительным для нашей страны, порицает двурушничество и вероломство западной дипломатии. Как известно, именно это событие вызывало и вызывает особую неприязнь всех "демократов" (так называемых).

Ну, пояснять тут ничего не нужно, но добавить придется. Вскоре в журнале "Молодая гвардия" появилась статья некоего С. Семанова, сугубо одобрявшая общую концепцию книги. Вот суть рассуждений рецензента: "Автор объективен в изложении этой сложной темы. В книге показано, с какой осторожностью, с какой оглядкой шло наше правительство на переговоры с Германией. Но пойти на такие переговоры все же пришлось. Этого требовала безопасность нашей державы" (1981, № 2).