Это был бунт. Лелечка смотрела на меня с ужасом. Я знала, что пожалею об этом, Аичке – почти восемьдесят, не драться же с ней, пусть говорит что хочет. Она хочет как лучше, она считает, она уверена, что знает, как лучше!

К черту! Хватит! Мои родители бросили меня на Амалию, теперь эстафетная палочка у Аички… До каких пор? Не хочу и не буду! Хотя я прекрасно понимала, что эту битву мне не выиграть – в силу возраста Аички. Да и вообще…

– Леля, идешь? – крикнула я.

Не взглянув на Аичку, я двинула в кухню. Следом прибежала Лелечка. Она смотрела на меня испуганными глазами и вдруг выпалила шепотом:

– Молодец, Анечка! Ты… ты! Я так тебя люблю! Ты такая смелая!

Она бросилась мне на шею. Мы стояли, обнявшись, посреди кухни, я почувствовала: еще немного – и я разрыдаюсь…

– Елена! – раздалось из гостиной. – Иди сюда! Мне плохо!

– Не пойду, – прошептала Лелечка. – Я боюсь ее, всю жизнь! И Сеня боялся… как огня!

Сеней звали покойного мужа Аички.

– Собирайся! – твердо сказала я. – Будешь жить у меня.

– Я не могу сейчас ее бросить. Спасибо, Анечка.

– Леля, ты не одна, поняла? Ты можешь прийти ко мне в любую минуту. Обещай подумать. Обещаешь?

– Обещаю, Анечка. Спасибо за рогалики!

Я ушла, не попрощавшись с Аичкой…

Я шагала по улице, размахивая руками, повторяя в такт шагам: «Хва-тит! Хва-тит! Хва-тит!»

У моего подъезда стоял мужчина. Он явно кого-то ожидал, и мне вдруг стало страшно. Весь мой кураж мгновенно улетучился, я замедлила шаги. Двор был пуст и темен, едва горел дохлый фонарь над подъездом. Он пошел мне навстречу и, поравнявшись, произнес:

– Здравствуй, Аня, я уже собирался уходить. Я хотел поговорить с тобой.

К своему изумлению, я узнала Волика-Воланда, мужа Ольгицы. Вот уж вечер сюрпризов!

Он топал за мной наверх, на мой четвертый этаж, что-то бормоча; лифт снова не работал. В прихожей разделся, потер руки. Нос у него был багровым. Он, видимо, долго проторчал у подъезда и успел продрогнуть. Мне показалось, его колотил озноб. Возможно, он был пьян.

– Ты извини, что я… э-э-э… без звонка, – произнес он, запинаясь. – У меня нет твоего номера. Адрес я помню… как-то подвозил Олю. Нам нужно поговорить.

Выглядел он неважно – взъерошенный, помятый, в глаза мне не смотрел. Неужели у него действительно любовница? У этого… не верю! Что ему нужно?

– Чай? Кофе? – спросила я озадаченно.

– Чай, если можно.

Он уселся на диван, потирая руки. Видимо, никак не мог согреться.

– Тебе крепкий? – крикнула я из кухни.

– Не очень, – ответил он.

Я принесла поднос с двумя чашками, сахарницей, вазочкой с сухарями.

Он сказал:

– А меда у тебя нет? Я не употребляю сахар… печень.

– Сейчас!

Я принесла мед. Он положил себе две ложки, стал помешивать. На меня он по-прежнему не смотрел. Я вдруг почувствовала, как устала. Я хотела, чтобы он сказал, что собирался, и оставил меня в покое. Пусть все оставят меня в покое! Он никогда мне не нравился. Мы виделись всего ничего, причем один раз по делу – у меня был к нему вопрос. Встреча оказалась холостой, что не добавило к нему симпатии. Сейчас, после визита к близнецам, мне хотелось остаться одной, накрыться с головой пледом и зализать раны.

– Аня, я хотел поговорить с тобой… Ты подруга Оли, и я подумал…

Я взяла чашку, подула. Он смотрел напряженно. Я поставила чашку на столик. Пусть остынет.

– Меня беспокоит Оля… – пробормотал он. – Понимаешь, я много работаю, я все время в разъездах, а она… Я застал ее, она рылась в моем письменном столе. Я не знаю, что происходит. Может, она делилась с тобой? С вами? Я знаю, вы вместе встречали Новый год… ты и Бася, она говорила… Она ничего вам не рассказывала? – Он отхлебнул чай, громко сглотнул. – Я знаю, женщины делятся…

Я взяла свою чашку, подержала в руках. Вспомнила, что забыла положить сахар. Заколебалась – что лучше, сахар или мед? Набрала ложечкой мед, размешала…

В дверь позвонили.

– Извини, Волик, – бросила я и побежала в прихожую.

– Аня, это мы, – раздалось из-за двери. – Ты уже дома?

– Ой, ребята! – обрадовалась я. – Заходите!

Владик и Веня. Владик с неизменной кастрюлей, Веник – с музыкальным инструментом.

– Ты не одна? – насторожился Владик.

– Он уже уходит, – прошептала я. – Рада вас видеть, ребята!

Из гостиной раздался грохот и невнятный возглас. Я поспешила туда – оказалось, Волик опрокинул чашку и облился. Он был багровым от смущения. Владик и Веня таращились с порога.

– Анечка, извини, ради бога, – залепетал он. – Я не знаю, как это случилось… Я разбил чашку!

– У меня есть еще, – брякнула я.

Он вдруг поднялся:

– Я пойду…

– А чай? Посиди с нами. Это мой сосед Владик, это Веня. Он поиграет нам на флейте.

– Мне нужно идти, правда!

Волик неловко поднялся. Владик посторонился, пропуская его. Волик поспешно схватил свое кожаное пальто, нахлобучил волчий малахай и, пробормотав что-то вроде «Я еще позвоню!», бросился вон.

– Что это с ним? – спросил Владик.

– Не знаю, что-то у них с Ольгицей не ладится. Он уезжает в Англию и не берет ее с собой, а она подозревает, что у него любовница. Вот он и переживает. Только ты никому! – спохватилась я. – Как вы встретили Новый год?

– Нормально. Дома. Вдвоем. Тут у тебя был Федор Алексеев, он нам понравился, да, Веня? Это твой парень?

– Когда он здесь был?

– Позавчера. А потом пришел еще один, а Федор ушел. Этого зовут Виталий Щанский, он художник. Он знает ужас сколько анекдотов, правда, не все приличные. Вернее, совсем мало. Между прочим, Федор думал, что это оригинал, – Владик махнул рукой в сторону «Зимнего пейзажа». – Виталик так смеялся!

– Я тоже думала, – сказала я. – Я вижу, вы тут времени даром не теряли, не квартира, а проходной двор. Чай будешь?

– Давай! Я принес блины с творогом.

– А где Филипп? – спросил Веня. – Опять спрятался? Что у тебя за кот, не понимаю! Все время прячется, какой-то дикий!

Федору Алексееву долго не открывали. Он слышал, как за дверью кто-то возился, его долго рассматривали в глазок, и ничего не происходило. Федор улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок. Наконец оттуда спросили:

– Чего надо? – Голос был старческий, бесполый.

– Поговорить о вашем соседе…