мягко говоря, занимательным и, казалось, никогда не прекращал говорить. Его голос был достаточно глубоким, чтобы быть радиоведущим, а улыбки были заразительными. Этого было почти достаточно, чтобы на некоторое время вывести меня из ступора.

— Не позволяй ее хитрым улыбкам одурачить тебя, девочка. Она двадцать лет не выигрывала у меня в покер, — сказал Тони, когда Элли в очередной раз сбросила карты.

Он подмигнул мне, забирая свой выигрыш к себе. Они играли даже не на деньги, а на случайные блестящие предметы и безделушки. В куче были старые пуговицы вперемешку со шпильками, ожерельями и медальонами. Вещи, которые можно найти в корзине в антикварном магазине.

Двадцать лет, сказал он. Элли выглядела ни на день не старше двадцати пяти, а Тони было самое большее тридцать, но, полагаю, обычные правила здесь были не совсем применимы.

— Могу я спросить вас кое о чем, ребята?

Я наблюдала за ними со своего насеста в шезлонге. Выпив три кружки чая и вздремнув четыре раза спустя, я стала беспокойной и раздражительной.

Тони и Элли сделали паузу в своей следующей игре и ждали, пока я выложу все начистоту. Ни один из них не был утонченным, нежным типом. Они напомнили мне старых, грубых байкеров в забегаловке с их сплетнями и нецензурной бранью. Но, конечно, на вид они были гораздо симпатичнее. На самом деле это было очень очаровательно.

— Как долго вы живете здесь, на карнавале? — Я неопределенно указала на внутренность ее фургона.

Они посмотрели друг на друга, и Элли сложила свои карты аккуратной стопкой, прежде чем полностью повернуться ко мне лицом. Сегодня на ней был длинный шелковый халат пыльно-розового цвета вместо полосатого ансамбля. Ее взъерошенная голова была замотана шелковым шарфом в тон, а во рту она лениво держала сигару.

— О, девочка, я сбилась со счета еще в двадцатых годах, — сказала она с легким смешком. — Но Тони был одним из последних в квартале. Пока ты не появилась здесь.

Мои брови поползли вверх, когда я оглядела Тони. Он закатил свои зеленые глаза, глядя на Элли, затем сказал:

— Это было в тысяча девятьсот тридцать седьмом, когда я ушел из жизни.

Он снял шляпу с головы, указывая на свои шоколадно-каштановые волосы.

— Однажды утром шел на работу, когда БАЦ! — Он хлопнул себя ладонью по голове. — Рояль выпал из окна самого высокого здания в Нью-Йорке и раздавил меня, как жука.

— Срань господня, Тони! — У меня скрутило живот, когда я только представила эту бойню.

Он отмахнулся от меня, водружая шляпу обратно на голову.

— Ничего не почувствовал. Следующее, что я помню, — я по колено в болоте, борюсь за свою жизнь, а аллигатор пытается превратить меня в полуночный перекус. — Он покачал головой при воспоминании. — Боролся с этим чудовищем до тех пор, пока не устал слишком сильно, чтобы продолжать борьбу.

И это было в тридцатые годы.… Черт, Тони все еще выглядел как молодой человек в расцвете сил. Но я легко могла представить его в ту эпоху и расслышать нью-йоркский акцент в его произношении.

— Так почему же ты не такой, как «серые лица»? — Спросила я. — Почему ты не двинулся дальше?

Мне стало интересно, каким человеком он был в жизни и где ему было суждено умереть. Неужели все это вообще так работало?

Его улыбка немного померкла, а зеленые глаза потускнели, когда он наклонил голову, схватившись за затылок и потирая мышцы.

— Ну, видишь ли, я умер не совсем сразу. Конечно, это был беспорядок, но, по-видимому, в течение нескольких минут там…

Я даже не хотела себе этого представлять. То, что он описывал, было ужасно.

— В любом случае… — сказал он. — Нашел это место, и мне дали выбор. Я мог бы выбрать зеркала и двигаться к тому, что будет дальше, или я мог бы остаться на распутье навсегда.

Я предположила, что он имел в виду Теодора или Баэля. Один из них предложил ему выбор.

— Что заставило тебя принять решение остаться?

Он на мгновение задумался, делая небольшой глоток из фляжки. Затем его усы дрогнули, а глаза снова осветила улыбка.

— Что я могу сказать? Этот мир просто не был готов попрощаться со стариной Тони.

Это был отказ, но меня это устраивало. Некоторые вещи были личными.

Я посмотрела на Элли.

— А ты? У тебя был выбор?

Ее лицо оставалось каменным, когда она торжественно произнесла:

— Это был не столько выбор, сколько меньшее из двух зол.

— Прости, я не хотела…

Она рассмеялась.

— Не надо, Мори. Это было давно, и у меня было время справиться. Моя смерть была некрасивой. Рак — вот такая ублюдочная штука.

Ее глаза поднялись и встретились с моими, сияя здоровьем. В любом случае, теперь, когда она была мертва.

— Я прожила свою короткую жизнь ради удовольствия. Как бы то ни было, я думала, что я непобедима. Я знала, что мне придется столкнуться с множеством сожалений в этом зеркале, поэтому решила отложить их на некоторое время. С тех пор я здесь.

После этого она погрузилась в молчание, закуривая сигарету.

Черт… Может, мне не стоило спрашивать.

— Здесь никогда не бывает дневного света, — сказала я несколько часов спустя после ухода Тони.

Элли снова стояла перед зеркалом на туалетном столике, нанося на лицо макияж, хотя он был гораздо менее суровым, чем в прошлый раз. Она сказала, что ведет меня куда-то, чтобы отвлечь от всего этого, но еще не сказала, куда и как.

— На Перекрестке время на самом деле не существует. По-моему, я не видела рассвета уже… Ну, я потеряла счет годам.

Тогда откуда, черт возьми, мне было знать, когда прошел месяц? Я сделала мысленную пометку спросить Баэля в следующий раз, когда он решит почтить меня своим присутствием.

— Но разве ты не скучаешь по этому? Я не могу представить, что буду заперта здесь навечно.

Никогда не смогу уехать или встретить кого-то нового. Никогда не смогу почувствовать солнечный свет на своей коже. Я содрогнулась от этой мысли.

Она пожала плечами.

— Я ни о чем не жалею, насколько это возможно. Внешний мир никогда не приносил мне ничего, кроме боли и несчастья.

— Знаешь, с тех пор многое изменилось.…с тех пор, как ты умерла.

Я не была уверена, что вообще верю в это. Изменилось ли это? Люди по-прежнему ненавидели друг друга. Они были жадными, подлыми и несчастными, но там было и хорошее.

— Сомневаюсь в этом. — Элли неуверенно улыбнулась мне в отражении своего