Иванов так ничего и не нашел в старинном сейфе, прекратил рыться, подпер всклокоченную голову рукой и задумался.

Я сел и пристально уставился в его сторону. «Процесс должен иметь естественный характер, – решил я. – И пусть инициатива исходит от них».

– Сдурели эти, – наконец сказал Иванов. – На усиленный вариант службы всех перевели. Будете находиться, говорят, на казарменном положении, пока преступников не поймаем. Спохватились! Как будто никому не известно, кто на самом деле убил начальника УВД. Сегодня воскресенье, и я не намерен здесь больше преть…

– Правильно, – согласился я. – Какой смысл от подобного сидения. Подозреваемые все известны. С ними должен работать следователь.

– Вот именно! – Иванов вскочил, словно ужаленный, и побежал по кабинету. – Теперь будут мозги парить, пока не надоест. А через неделю Тюменцева поставят начальником – вот заплачем когда! Этот деятель всем известен. Бегать только да пятки лизать. Теперь заставит, чтобы ему лизали.

Он вкратце повторил историю с послужным списком господина Тюменцева. Однако я опять слушал. Возможно, еще что-нибудь невзначай подкинет.

Оба участковых копались в папках. Именно в воскресенье им понадобилось перекладывать в них бумажки: незарегистрированные заявления, которым в субботу сто лет, запросы, материалы проверок – о них давно плачет архив, потому что следовало вынести постановления об отказе в возбуждении уголовного дела. Не милицейское это дело разбираться в спорах двух соседей по поводу принадлежности земельного участка. На то есть местный землемер. Известны нам папки участковых и что в них находится. Это лишь с виду они бывают толстые, так что не надо лохматить старушку. Атмосфера все больше накалялась и вот-вот могла лопнуть.

Обернувшись, я снял со спинки пакет и принялся выкладывать содержимое на газету. Причина «каления» была видна насквозь – похмелье и отсутствие денег. Только бы не переборщить. Помощники, безусловно, могут оказать неоценимую услугу, но не должны чувствовать себя купленными. Они вовсе не обязаны исполнять напрямую чужие прихоти. Нужно съездить в деревню, поэтому их заинтересовывают. Причем ненавязчиво. Они не догадаются. Не баксы ведь им предлагают, а всего лишь выпивон. Тем более что полковник Кожемякин и сам того, с похмелюги. Съездить в деревню Нагорный Иштан? Покопаться в чужом дерьме? Поддержать штыком, огнем, прикладом? Морально? Мало ли чем может поддержать мент мента! Хотя бы тем, что приезжал, мол, один следопыт из наших. Тоже искал кого-то, который банк ограбил в Новосибирске… сто лет назад. Дело возобновили и теперь макулатуру добирают – для веса…

Я мигнул Иванову сразу обоими глазами и провел ребром ладони по колбасе. Опер нагнулся к нижнему ящику, достал оттуда одной рукой сразу пять стаканов, уцепив каждый изнутри пальцем. Еще раз опустил руку и достал еще один стакан.

– Опять пьянка, – скрипнул стулом Грузин.

Бывший начальник милиции Нелюбин ничего не сказал, только кашлянул. Лысина у него покраснела еще больше, и стали заметнее волосинки.

– Что мне с этим материалом делать?! – удивлялся вслух Богомолов. – Одни склоки! Опять огород делят!

– Выкини из головы, – посоветовал Иванов. – Нашел о чем переживать… Пусть едут в суд и там тренируются. У нас не арбитраж. Позовут за порядком наблюдать – приедем, посмотрим…

Мы выпели по первой и принялись закусывать. Нелюбин опять гонял по столу невесть откуда взявшегося сушеного окуня.

Мы продолжали разговор, подливая из бутылок. Молебнов куда-то сбегал и принес свежих огурцов и буханку хлеба. Было воскресенье. Оперативная обстановка в Моряковском сельском округе не внушала опасений, и дискуссия набирала обороты. Распалившись, ее участники перешли, в конце концов, на личности.

– Носатая тварь! – ругался Нелюбин, блестя натруженной лысиной. – Сухофрукт поганый! Собрал в кучу банки, какие смог, а сынок у него наркоман! Голубой, говорят, наркуша! Посадили человека на лезвие и теперь выкручиваются, как змеи из-под коряги! Твари подколодные!

– Считай, что вывернулись, – бормотал Иванов.

– Даже контрольный выстрел в голову не помог, – вспомнил Богомолов. – Остался жив…

– По причине дефицита мозгов в башке… – добавил опер и пояснил: – Стреляли в него в прошлом году, в главного нашего бухгалтера Раппа. Остался живой. Хотя пуля прошла сквозь котелок…

– Ничего удивительного, – вспомнил я случай из истории. – Такое бывало. С Кутузовым, например. Пуля вошла в глаз, а на затылке вышла…

Со мной никто не спорил, веря на слово.

– А этот, – встрепенулся вдруг Грузин, – генератор идей который. Гарант федерального уровня местного масштаба… Политик наш…

– Говорят, он упал в детстве с лошади, оттого и генерирует. И ночью даже не спит, – вспомнил Нелюбин. – Всех идеями задолбал, жертва коневодства. А завод?! Как был в его собственности, так и остался – всю область пургеном завалил, будто у всех одни запоры. И как будто об этом никто вверху не знает, что вся фармацевтика теперь в его руках… В старые бы времена давно скулы сушил на нарах, а теперь он бог.

– Такие боги не вечны, – сказал я с расстановкой. – Они приходят и уходят. И следа от них не остается. Это как грязь после зимнего снега весной. Пройдет дождь и всё смоет.

– Зато какая травка-лужайка после этого растет! – улыбнулся Нелюбин.

– Может, и у нас боженька таким дождичком польет, – сложил губы Грузин в блаженной улыбке.

– Сомневаюсь я, – проговорил Иванов, глядя в нутро приоткрытого сейфа. – В Северный лапы тянут. Ходят слухи, что город этот собираются передать области, а колючую проволоку оставить. Благодать будет для мафии…

В моей голове щелкнуло. Контакты у реле сомкнулись. Вот оно! То самое! Если удалось услышал подобное, значит, это я хорошо сегодня зашел.

– А не съездить ли нам, ребята, в Нагорный Иштан? – напомнил я о своем.

Мысль пришлась впору. Чуть раньше или чуть позже она была бы неуместна. Раньше ребятишки еще не были готовы, позже – у них закружились бы головы. Сейчас самый раз.

Иванов поднял трубку внутреннего телефона и долго ждал.

– Всё спишь?! – крикнул он. – Запрягай машину и палатку кинь туда… Какую… Которую изъяли тогда. У тебя их там много, что ли? Тогда что ты спрашиваешь?! Не можешь?! Тошнит?! Хорошо. Останешься здесь. Всё равно кому-то надо сидеть. Выгони машину, проверь бензин, масло…

Он опустил трубку и произнес:

– Перебрала вчера наша Гуща. Трезветь неделю будет, гроза алкоголиков…

Через минуту мы опустились к подъезду. «Уазик» с широкой полосой вдоль кузова и надписью «милиция» стоял у крыльца. Гуща, ссутулившись, сидел напротив и держался руками за скамейку, словно боясь быть унесенным ветром.

Богомолов сел за руль. Глава администрации – рядом, согласно закоренелой привычке быть впереди. Остальные – позади, в салоне.