Я поспешно разделся. Вода была замечательной. Как раз в этом месте двое аквалангистов подкараулили физика. Надо опередить гвардию, пока воду не замутили.

– Сейчас и мы к тебе…

Полупьяный глава присел к костру, цепляясь пальцами за шнурки. Он торопился. В реке только его не хватало.

Берег круто уходил на глубину. В двух метрах от его кромки было уже по грудь. Я нырнул и сразу открыл глаза: подо мной тянулся волнистый песчаный берег, местами усеянный мелкими камнями. Отличное место для купания и убийства, потому что отсюда можно быстро уйти на глубину, удалиться под водой за излучину, выбраться на берег, сесть в машину… Можно и не выбираться на берег, а просто подняться на борт ожидающего катера. Ушлый пошел душегуб, изворотливый. Ко всему способный, быстро обучаемый. Особенно если за работу платят хорошие деньги.

Место происшествия – дно реки. Его никто не осматривал, поскольку потерпевший после утопления оказался на берегу. Будь по-другому, сюда пригнали бы водолазную группу, прочесали вдоль и поперек дно. И составили бы протокол. Протокола нет. Да он и не нужен теперь никому. Если там, на дне, что и было, давно унесло течением вплоть до Обской Губы. А там и Ледовитый океан рядом. Унести могло при условии, что предмет тот относительно легкий. Предмет этот держится в водяной среде, как бревно-топляк, – не всплывает и на дно не ложится. Топляк – настоящая гроза маломерного флота. А если вещь тяжелая? Она будет лежать на дне, пока не опустится под собственной тяжестью по наклонному дну еще глубже и не будет замыта песком. Там ей и лежать, покуда археолог какой-нибудь не наткнется. К тому времени окаменелый предмет утратит актуальность.

Отмахнув вразмашку метров на десять от берега, я опустился на глубину вниз ногами, щупая ступнями осклизлые камни. На дне оказались булыжники. Физика, вероятно, поджидали именно здесь, однако напали на него ближе к берегу. Бедняга был неплохой пловец. Это было сразу заметно. Убийцы могли выдумать другой способ устранения, но воспользовались почему-то этим. Хорошо бы иметь подводный фонарь, но тогда господа на берегу поймут, чем занимается полковник.

Я нырял, не боясь за глаза. Мягкие контактные линзы отлично защищали даже от песка.

Нелюбин, сгорбившись и подобрав живот, пытался войти в воду. Однако, слегка подмочив трусы, раздумал и возвратился назад. То ли вода показалась холодной, то ли его позвали назад, пока я был под водой.

От постоянных погружений в голове гудело, как в корабельном трюме. В мозгу вперемешку с радужными кругами вспыхивали и гасли звездочки. Глаза начинало саднить, но я продолжал нырять, пока это занятие окончательно не опостылело.

Напоследок я решил: нырну еще раз, как когда-то давно. Нырнуть надо было на глубине и, направляясь к берегу поперек наклонного дна, выйти на поверхность в полуметре от суши. Поднимаясь примерно под углом в тридцать градусов, я шел вперед. На дне становилось все светлее. И вот она, как я сразу ее не заметил. Плоская баночка. Лежит возле кромки берега и хлеба не просит. Я уже задыхался. Поспешно подняв ее со дна и едва рассмотрев, я вынырнул и, тяжело дыша, вышел из воды. Оставалось немного: положить находку незамеченной. Открыв «дипломат», я положил туда находку вместе с водонепроницаемыми часами. Едва ли за мной приглядывают. Пусть сохнет, а там посмотрим, что в ней хранится. Вероятно, баночка хранилась у физика в плавках и могла выпасть, когда я вытаскивал потерпевшего из воды.

«Гусары» разливали водку, теребили рыбу. Сверху, от церкви, равнодушно смотрел в нашу сторону милицейский «уазик».

Мы выпили. На этот раз просто так. И я направился, наконец, к кустам, за которыми раньше стояли наши палатки – моя и физика. Вот мое место. Вот место физика. Остались нетронутыми даже колья, забитые в землю. Может быть, потерпевший оставил после себя какой-нибудь след, который поможет выйти на его врагов.

Осмотр кустов и травы ничего не дал. Трава как трава. Даже бумажек нет никаких. Здесь словно пылесосом кто-то поработал. Ничего не поделаешь. Придется возвращаться. Не на коленях же ползать. Начнут спрашивать. Придется лгать: потерял резинку… от трусов…

Оставалось еще одно дело, еще одна задумка, в которой мои новые друзья точно были бы только помехой. И я возвратился к реке.

– Вы тут побудьте без меня, ребята, а я отлучусь пока, – взялся я за ручку «дипломата». В нем оставались два баллона с пивом, привезенным из Моряковки. Пиво вещь увлекательная, но вместе с водкой – это гремучая смесь. Лучше не пить их вместе. Однако если оно под рукой, отказаться от него бывает невозможно. На этом и был построен расчет.

– А чтобы не было скучно, выпейте пивка. Расслабьтесь.

«Дипломат» щелкнул замками. Обе бутыли грузно сели в песок. Я принялся одеваться. Мужики не возражали и не задавали лишних вопросов. Полковник свое дело знает – не надо учить дедушку кашлять. Он выкупался в реке, освежился и теперь может заняться следствием. Для того он сюда и приехал. Они действительно будут помехой – особенно Фролыч.

Я вынул камеру и снял вид от реки в сторону деревни. Откуда им знать, для чего полковник это делает на самом деле. Возможно, они считают, что это нужно для уголовного дела. Хищения из банков – это вам не простое так. Небрежность в следствии здесь не пройдет… На самом деле я снимал для себя. Мне это надо. Может быть, я никогда больше сюда не вернусь. Будет возможность посмотреть ролик на досуге, вспомнить и вздохнуть.

Положив камеру в «дипломат», я щелкнул замками.

– Пока, ребята! Но без меня никуда!

Естественно! Какой вопрос! Они никуда. В такую жару только и сидеть у водной глади.

Я козырнул им и пошел прочь широкими шагами с «дипломатом» в руке. Слава богу, ребятам не до полковника. Времени не так много, но его должно хватить. Кожемякин заставит шевелиться подколодную гадину.

Если гадина – то самое, о ком я догадываюсь, – концерт обеспечен, а заодно и танцы под балалайку. Потому что после моего поступка не может она не залаять по-собачьи. Пусть тявкает как можно громче. Тем хуже для нее самой…

Обогнув поросший сосняком глиняный косогор и никого не встретив на пути, я вошел во взвоз. Когда-то здесь была дорога. Она проходила низом лощины и выходила за деревней. С боку вдоль дороги едва булькал ручей. Теперь дорога заросла. По ней давно никто не ходил и не ездил. Молодой пихтач теснился по всему пространству. Тем лучше.

Раздвигая пихтовый лапник, я углубился в лес и остановился: по склону, желтея среди деревьев, все также тянулась кверху старая тропинка. Ноги скользили по сухой хвое, но идти вверх нужно было именно здесь. Как раз в этом месте, впритык к кедрачу, располагалась губернаторская дача. Впереди маячил среди кедров высокий крашеный забор. Доски плотно пригнаны друг к другу, нет ни единой щели. Сразу видно, хозяин боится сквозняков. А может, он не хотел, чтобы за ним из лесу зайцы не подглядывали. Мало ли чего он хотел, зато у подножия смирного великана лежала куча старых консервных банок. У соседнего кедра тоже лежала. И еще дальше. В свое время их не было. Теперь они тут есть. Люди привозят их с собой в деревню, но увезти назад сил не хватает.