Я немного порасхаживала по комнате, но мысли мои были уже далеко. Я заметила, что Том и Кукэ весело проводили время. Кукэ рассказывала забавную историю о том, как в самом начале работы в пиар-компании она бесплатно ездила в автобусах, пересаживаясь с одного на другой. У нее совсем не было денег, она садилась в автобус нужного маршрута, а когда к ней подходил кондуктор (обычно через несколько минут), яростно рылась в сумочке и в конце концов начинала громко плакать. Объясняла, что, видимо, потеряла кошелек и готова выйти на следующей остановке. И почти всегда кондукторы, улыбаясь, разрешали ей ехать до нужного места. А если нет, она повторяла спектакль в следующем автобусе.

— Знаешь, из-за этого дорога на работу превращалась в настоящее приключение, — рассказывала она с обворожительной улыбкой, — но однажды мне пришлось сменить четыре автобуса, вот тогда я наплакалась на целую неделю.

«Хитрая кокетка, — подумала я. — И не так уж глупа. Сейчас она пытается предстать перед нами в образе не особо порядочной девушки, но при этом хочет, чтобы мы полюбили ее за это. Возможно, у нее действительно есть талант для работы в пиар-компании».

Майло перехватил меня, когда я собиралась уходить.

— Ну что ты думаешь, как все прошло?

— Лучше не бывает. Квартира просто потрясающая, пришли все приглашенные, закуски и обслуживание доставили истинное наслаждение, две драки, кровь на полу в кухне. Чего еще остается желать?

— Да, мне рассказали о Людо и этом фигляре-философе. Надеюсь, ущерб несущественный?

— У Малерба? Нет, всего лишь губа разбита.

— Жаль. Но я имел в виду тебя и Людо.

— Нет, он у меня прелесть!

— Жаль.

— Майло!

— Я просто пошутил.

— Хотела бы так думать. Я ведь знаю, без «Пенни Мосс» я тебе неинтересна. А без Людо я бы все еще была… один Бог знает где. Я не смогла бы даже отвлечь тебя вон от того вьетнамца.

При упоминании о вьетнамце Майло издал возглас животной страсти. Похоже, по окончании вечеринки он устроит «заседание Организации Объединенных Наций» — иранец, вьетнамец. А еще нездорового вида фотограф — чех, латыш или поляк, откуда бы он ни был, — слонялся рядом и, казалось, чего-то ждал.

Майло помедлил, как будто просматривая некую только ему видимую кинопленку, и сказал:

— Кэти, да ты что! Неужели ты считаешь, что если бы ты только начинала свой путь в мире моды, без денег, без влияния, без перспектив, я отвернулся бы от тебя, дорогая?! Да храни меня Бог!

— Как от кучи теплого дерьма! — был мой ответ. Я и сама удивилась своей грубости и несдержанности. Совсем не хотела, чтобы мои слова прозвучали настолько резко.

Я вернулась домой около трех, уставшая и немного расстроенная. В целом вечеринка удалась, но я почему-то не чувствовала удовлетворения. Я знала, что мне нужно было уйти вместе с Людо и сосредоточиться на «чмок-чмок-давай-пожалуйста-опять-будем — дружить». Но я хотела использовать все возможности и получить от этого вечера максимальную выгоду, а в результате к концу вечера я бесцельно бродила по квартире, наблюдая, как нанюхавшиеся кокаина гости становились все более нервными. Я всегда считала, что затуманенные алкоголем мозги лучше, чем фальшивая ясность ума после дозы кокаина, но не имела ничего против его любителей. В таком состоянии они начинали громче смеяться над моими шутками. Но, как и в любом деле, повторение раздражало, и мне стало скучно наблюдать за тем, как гости готовят кокаин, вдыхают его, а потом фальшиво смеются. Что за бессмысленное и недостойное занятие!

Я открыла дверь в квартиру и сразу почувствовала — что-то случилось. Внутри было холодно и пусто.

Там не было Людо. Я проверила все уголки — вдруг он уснул в туалете, — но уже не сомневалась, что не найду его. Я не очень волновалась, поскольку знала — Людо не из тех, кто ввяжется в драку с парнями, вооруженными осколками бутылок и велосипедными цепями. И я решила, что он зашел к Даниелю. Я уснула с легким сердцем, и мне снились драконы.

Но Людо не объявился даже утром, и я начала волноваться. Сначала решила выяснить, не знает ли Пенни, куда он девался. Потянувшись за телефонной трубкой, обнаружила, что на автоответчике есть несколько новых сообщений. Обычно я с удовольствием их прослушивала, всегда дрожа от возбуждения: в конце концов, кто знает, может, они изменят мою жизнь?

Первое сообщение было от Вероники, и я его стерла, стоило мне услышать, как она слезливо растягивает слова: «При-и-ивет, Кэти!» Наверняка она рассказывала что-то скучное или навевающее депрессию: о новой неудаче с работой или кризисе, связанном с едой.

Автором второго была Пенни. Автоответчик противным голосом сообщил мне, что оно было оставлено ночью в «один час тридцать семь минут».

«Кэти, это Пенни. Людо у нас, но он долго здесь не задержится. Кое-что произошло, и я хочу, чтобы завтра утром ты была в офисе. Буду ждать тебя в одиннадцать. Ты приедешь вовремя, не вздумай опаздывать. Я знаю, что завтра воскресенье».

Что, ради всего святого, это означает? Должно быть, на работе произошло нечто экстраординарное. Время от времени, когда было очень много дел, я приезжала в офис по выходным, но Пенни ни разу не отказывалась от чтения цветных приложений к воскресным газетам. Одна мысль неприятно поразила меня: ведь это не может быть связано с идиотом Малербом? Неужели Людо все-таки принял эту чушь близко к сердцу? Он имел обыкновение вбивать себе в голову разную ерунду. Неужели в трудную минуту он побежал к мамочке? Нет, нет и нет. Что я себе напридумывала? Она, видимо, просто назначила встречу с хозяевами здания, или представителями фирмы «Либерти», или с новым покупателем, который может прийти только в воскресенье. А может, обанкротилась какая-нибудь фабрика, и мы будем срочно переводить производство в Латвию. Или еще что-нибудь…

Было начало ноября, и начинался один из редких солнечных дней, замечательный еще и потому, что он вклинился в неизбежные серые будни. Я подошла к магазину без пяти одиннадцать и позвонила в дверь. Спустился Хью — это неприятно поразило меня. Он пропустил меня вперед и даже не потянулся, чтобы поцеловать.

— Хью, — не удержалась я, — что за таинственность? Что происходит? Я не привыкла к приключениям по воскресеньям. — Я пыталась придать голосу оттенок игривости.

— Давай оставим все объяснения Пенни, — сказал Хью, избегая смотреть мне в глаза, что было ему совсем несвойственно.

Я испугалась. Все складывалось очень плохо: Пенни, работа, воскресенье, Хью, Людо — пугающее сочетание. Я молча поднималась за Хью по лестнице. На долю секунды я очень ярко представила, что меня ведут на казнь. Застучали по камням колеса телеги, старухи принялись за вязание, юбки-брюки оказались в дефиците.

Еще большие сюрпризы ожидали меня в офисе. Я думала увидеть только Пенни, а она оказалась там с Кавафи. Почему из всех знакомых пришел именно он? Зачем Пенни потребовалось его присутствие? Я впервые увидела этого маленького грека за пределами фабрики, и это полностью дезориентировало меня. Кавафи странно посмотрел на меня, и его лицо исказила гримаса. Не знаю, была она вызвана грустью или ненавистью, но глаза старика уже не светились добротой, как прежде.