Их произнес приехавший из Копенгагена образованный раввин и даровитый оратор Исаак Hoax Мангеймер (1793—1865), который перед тем гостил в Берлине и проповедовал в тамошней реформированной синагоге. Очарованные этими проповедями, выдержанными в духе модернизованного иудаизма, венские прогрессисты решили назначить Мангеймера своим духовным пастырем, но для этого нужно было создать соответствующую обстановку: построить на месте старой и тесной молельни (Betstube) большой храм, соответствующий требованиям обновленного богослужения. Представители венской колонии, негоциант М. Л. Бидерман и другие, возбудили ходатайство перед правительством о дозволении им купить участок земли для постройки новой синагоги. Но тут они наткнулись на полицейские препятствия, характерные для реакционной католической Австрии.

Шеф полиции граф Седльницкий узнал через своих сыщиков (не без содействия испуганных еврейских ортодоксов), что реформа затевается в Вене под влиянием новшеств, вводимых в Берлине и Гамбурге. В полицейских донесениях высказывалось опасение, что «если новое еврейское богослужение будет открыто с чрезмерною помпою и ораторскую трибуну займет кто-либо из современных философов и фарисеев», то «в синагоги будет стекаться больше народу, чем в наши христианские церкви», и в душе многих католиков поколеблется вера. На основании этих донесений Седльницкий представил императору Францу доклад (1824)), в котором говорилось: «Так называемый либеральный дух времени охватил, по-видимому, часть быстро разбогатевшего класса здешних евреев. Гордые своим богатством и блеском, эти люди не желают отправлять старое бого­служение в разрешенной несколько лет назад местной синагоге, ря­дом с своими бедными единоверцами, приверженными к унаследо­ванным обычаям. Они хотят завести в Вене литургию, которую иные евреи в Берлине и Гамбурге, увлеченные философскими воззрения­ми, господствующими в северогерманских университетах и поощря­емыми протестантизмом, ввели среди своих испорченных образова­нием (verbildete) единоверцев. Новое богослужение существенно от­ступает от старых талмудических предписаний: при нем женщины не молятся отдельно от мужчин, вводится кафедра для чтения пропове­дей и орган для аккомпанемента пению. Эти отступления, в коих та­ится гибельный для веры дух деизма, вызывают отвращение среди строгих (правоверных) евреев, и можно опасаться появления нового раскола в еврействе». Устрашенный призраком «смуты», император отклонил ходатайство венских евреев. Тогда главный ходатай, Би­дерман, прибег к хитрости. При содействии подкупленного полицей­ского чиновника он устроил так, что однажды ночью потолки в ста­рой молельне обвалились, и заявил начальству, что здание угрожает опасностью для жизни. Добившись таким образом разрешения на постройку новой синагоги, Бидерман и его единомышленники стро­или ее уже по своему плану и заблаговременно позаботились о реор­ганизации богослужения. Они назначили проповедника Мангеймера учителем в местной еврейской школе, а неофициально наметили его для чтения проповедей в новой синагоге и общего руководства духовными делами общины. В 1826 г. синагога была освящена, и Мангеймер стал вводить там новые порядки.

Мангеймер проложил средний путь между консерватизмом и новаторством. Проведенная им реформа была гораздо умереннее храмовой реформы Гамбурга. Обновлена была только внешняя об­становка богослужения. Вся литургия совершалась на древнееврей­ском языке и только проповедь читалась по-немецки; не были ис­ключены национальные и мессианские молитвы, но был сокращен обширный отдел «пиутим» в праздничной литургии. Национальные еврейские мелодии были сохранены, но в обновленной художествен­ной форме, в пении кантора Соломона Зульцера, даровитого компо­зитора, занявшего свой пост в венской синагоге одновременно с Мангеймером. Благодаря этой осмотрительности Мангеймеру уда­лось осуществить религиозную реформу без потрясений. Позже ему удалось, хотя и не без трудностей, ввести публичный акт конфирма­ции для достигших религиозной зрелости мальчиков и девочек. Ав­стрийское правительство, не видя пред собою страшного призрака раскола и смуты, не препятствовало деятельности Мангеймера. В течение сорока лет он был духовным пастырем и светским руководи­телем венской общины. В своих проповедях он нередко затрагивал политические и общественные задачи австрийского еврейства. Он принимал живое участие в упомянутой выше борьбе, приведшей к отмене оскорбительной церемонии еврейской присяги.

Венская умеренная реформа послужила образцом для прогрес­сивной части еврейской общины в столице Богемии Праге. Здесь «просвещенные» были недовольны управлением трехчленной раввин­ской коллегии (Oberjuristen-Collegium), состоявшей из строгих орто­доксов. В начале 30-х годов в Праге поднялась агитация в пользу создания реформированного храма по венскому типу. В 1836 г. та­кой храм был открыт, и проповедником в нем сделался умеренный либерал Михаил Закс, который через несколько лет переселился в Берлин (§ 13). Кроме внешнего благообразия и немецкой проповеди, не было ничего нового в новом храме. Знамением времени было и то, что в состав членов раввинской коллегии в Праге вступил в 1840 г. знаменитый галицийский ученый и писатель новой школы Соломон Иегуда Рапопорт (см. дальше), избранный общиною и утвержден­ный правительством в этой должности. Еще раньше пост окружного раввина города Теплица и его района занимал пражский уроженец, д-р Захарий Франкель (1832), который позже выступил на съез­де германских раввинов за умеренную реформу против ради­кальной. В Моравии, славившейся своими талмудическими шко­лами, властвовал «областной раввинат» (в Никольсбурге), во главе которого в ту пору стояли столпы ортодоксии Мардохай Беннет и Нехемия Требич. Но и здесь к концу эпохи, вследствие более строго­го проведения декрета об обязательности университетского образо­вания для раввинов, встречаются уже раввины нового типа. Одним из них был Гирш Фассель в Проснице, автор исследований по эти­ке иудаизма. С именем Фасселя связан один общественный под­виг. В 1841 г. моравские власти воздвигли гонения на нелегаль­ные «дикие браки» (§ 17), участившиеся среди евреев вследствие жестокой брачной нормировки; многие женщины, прижившие де­тей в таких «незаконных» браках, были приговорены к тюрьме и принудительным работам; но заступничество Фасселя, обративше­гося с петицией к императору, избавило несчастных матерей от этих кар.

Если в Вене, Богемии и Моравии реформа в общинах соверша­лась сравнительно спокойно, то в гнезде раввинских ортодоксов и хасидских фанатиков Галиции она наталкивалась на отчаянное со­противление. Здесь закон об обязательности университетского об­разования для раввинов не соблюдался, так как общины не призна­ли бы своими духовными пастырями людей с светским образовани­ем. Авторитетные старые раввины Яков Орнштейн во Львове и Со­ломон Клугер в Бродах стояли на страже традиции против «дерзких вольнодумцев». Более образованные раввины, как С. И. Рапопорт в Тарнополе и Гирш Хаес в Жолкиеве, подвергались преследованиям, потому что они допускали некоторую свободу исследования в обла­сти талмудической науки. Когда же в Галиции появился один моло­дой раввин-реформист из последователей Гейгера, Авраам Кон, про­изошла трагедия. Питомец иешивы и Пражского университета, Кон был приглашен в 1844 г. группою прогрессистов во Львове на пост раввина-проповедника. Он осмелился читать проповедь на немец­ком языке, открыл еврейскую гимназию, писал школьные руковод­ства — вообще ревностно насаждал просвещение. Но это рвение сто­ило ему жизни. В 1848 г., когда Кон приступил к изданию прогрес­сивного журнала «Друг еврейского народа» («Israelitischer Volksfreund»), он погиб от руки