волосы растут не из головы, а откуда-то из самой глубины сердца, там у них корни, потому что именно там происходил отклик на нежное поглаживание. Глубина замирала, вибрировала, колыхалась, готовая растаять и растечься теплом по всей вселенной. Помнится, тогда я подумал о том, что — не будь у меня волос на голове — я был бы менее чувствительный, и никто не нашёл бы ключика к моему сердцу. И ведь, по большому счёту, прав я тогда был.

В небе всё отражалось, как в зеркале, лежащем на дне глубокой реки — по нему прокатывались огненные всполохи. Где-то рядом горел костёр, потрескивали дрова, пахло дымом и ещё чем-то вкусным, готовящемся на огне. Даже нежные поглаживания не смогли отвлечь меня от зверского голода, который пробудил во мне запах горячей еды и костра. Я стал беспокойно ерзать, пытаясь приподняться и выбраться из-под шкур.

— Постарайтесь не двигаться, вы очень слабы, — чей-то нежный шёпот вливался мне в ухо. — Главное теперь для вас: полезная пища, питьё и покой. Хорошо, что вы очнулись, а то мы уже начали беспокоиться. Сейчас вас покормим.

Всё же мне удалось немного приподняться на локтях и осмотреться. Костёр оживлённо пылал метрах в десяти, лицом я почувствовал его дыхание, снег протаял ровным кругом, жухлая трава с листвой выгорели до земли, какой-то мужчина суетился возле огня, над которым на толстой ветке, лежащей на рогатинах, висели два котла, один большой, другой поменьше. Кстати говоря, этими котлами я до сих пор пользуюсь.

А ещё рядом со мной под шкурами, высунув наружу голову с распущенными волосами, лежала женщина — судя по всему, совершенно голая. Умом я прекрасно понимал, что это контролёры. Кем ещё они могли быть? Мужчина готовил еду на костре, женщина согревала меня своим телом. Но — во-первых, я совершенно не узнавал их, а во-вторых, с чего это было контролёрам заниматься такой ерундой? Впрочем, не было ничего удивительного в том, что я их не узнал — такое уж у контролёров свойство.

Помня о том, что у женщины-контролера были довольно запоминающиеся мощные бёдра, я плотнее придвинулся к ним под шкурой. И действительно — создалось такое впечатление, что я прижался к целой горе жаркой живой плоти. В памяти почему-то возник странный образ: словно когда-то я вышел из этого бедра. Именно оно родило меня, ни кто-то или что-то другое, а именно эта гора-бедро. И почему-то очень захотелось забраться в него обратно. Но я не знал и не понимал, как это сделать.

— Что случилось? — пробормотал я в темноту, за которой пряталось дышащее в мою сторону лицо. Принюхавшись, я понял, что это дыхание пахнет приятно — как будто лесом и рекой. — Вы контролёры или кто?

— Контролёры мы, контролёры, — шептало лицо реки и леса из темноты.

— А почему тогда вы здесь? Как мы все здесь очутились?

— Очень просто. На дороге мы едва успели подхватить вас на руки, поэтому вы, потеряв сознание, не упали на камни и не ушиблись. Мы принесли вас сюда. И в этот момент нам всё стало ясно. Под вашей шубой ничего нет, кроме скелета, обтянутого кожей. Вы полностью истощены. Ещё бы немного, и нам некого было бы спасать. Как вы себя довели до такого состояния? В вашем распоряжении огромный торговый центр с магазинами и кафешками. Вам что — этого мало? Чего вам ещё надо? Только попросите — и мы дадим вам всё. Будем привозить вам готовую еду любой кухни мира. Хотите, возведём ресторан прямо у вашего бассейна? Чего вам не хватает? Только скажите…

— Я… — пытался я высказать какую-то мысль, но она барахталась в голове, словно утопающий в болоте, не в силах выбраться. Из моего рта вырывались всхлипы и стоны.

— Ничего, ничего… Всё хорошо, — женщина гладила меня по волосам, а бедро-мать согревало, готовое, если понадобится, принять меня в себя.

И тут меня прорвало! Я провалился весь без остатка в бескрайнюю нежную плоть женщины, не видя и не разбирая её формы. Я утонул в ней, она поглотила меня полностью — и там в обволакивающей тёмной глубине я начал плакать навзрыд. Я плакал так, что, казалось, разрывался на мелкие клочки, но мои рыдания не выходили наружу, я почти не различал их — они исчезали в женщине, она вбирала их в себя, а меня склеивала по кусочкам. Если бы не она, то это беспредельное, не знающее границ, рыдание уничтожило бы меня, не оставило бы от меня мокрого места.

— Ничего у меня нет! — всхлипывал я внутри тёплого кокона. — Мне ничего не принадлежит, даже я сам… Я не знаю, кто я и откуда взялся… Весь этот странный мир сотворил не я. Всё, чем он наполнен, не моё. Торговый центр построил не я. Продукты произвёл не я. Ни к чему я не причастен, ничего брать не имею права. Еда чужая, одежда чужая. Я брал эти шкуры, я старался питаться скромнее, ел мало… Я не вор. Я брал чужое, не своё, но я не вор… Я спрашивал у людей. У разных людей… Они говорили, что всё можно брать… Всё бесплатно… Даром. Не надо отрабатывать, платить, обменивать. Я не верил им, но брал… Чужого мне не надо. Я не знаю, откуда всё это берётся, но мне ничего этого не надо. Можете всё забрать! Шкуры, шубы, штаны. Я останусь голым на этом камне. И буду лежать на нём, пока не умру.

— Ты не умрёшь… Это невозможно… Тихо, тихо… — шептала женщина, и её шёпот, вливаясь в меня, исцелял понемногу. — Поплачь, поплачь… Ничего страшного нет в том, что ты не ощущаешь себя хозяином хоть чего-то. Это естественно. Если ты хозяин всего, то ощущаешь себя хозяином всего. А если ты не хозяин всего, то и ощущаешь себя не хозяином всего. И это ощущение естественно. Посмотри вокруг, загляни внутрь себя. Есть ли там то, что принадлежало тебе когда-то, принадлежит сейчас или будет принадлежать в будущем? Нет ничего, даже самого крохотного островка. Всё, за что ты хватался, что обретал, создавал, охранял, пестовал — люди, вещи, дела, мысли, слова — всё исчезло. Ничего не осталось. Кто же тогда ты такой?

— Я никто, никто! — рыдал я. — Мыслящая пустота. Нет. Я даже не пустота. Я — меньше чем никто. Разбитое вместилище для памяти. Она вылилась из меня до капли. Ничего не осталось. Как мне жить дальше? Подскажите…

— Кирпичик за кирпичиком, — ответила женщина так уверенно, словно точно знала правильный