— Но оно теплое, — начала оправдываться я. И это действительно было правдой. Не знаю, из чего был пошит колдовской наряд, но особого холода я не испытывала, несмотря на то, что ткань платья имела мало общего с зимним пуховиком.

— Уймись, — приказал Тим.

— Это я виновата, — покаянно простонала я, едва не плача. — Я притащила тебя сюда.

— Притащила? — переспросил друг, останавливаясь. — Что это значит?

Я закусила губу, переступила с ноги на ногу, чувствуя, как от холода и попавшего в школьные туфли снега стремительно немеют ноги и напомнила:

— Нам надо идти. Я не знаю, что это за мир, но опыт подсказывает, что лучше не стоять на открытой местности.

Тим молча выгнул бровь и сложил руки на груди, всем своим видом демонстрируя намерение оставаться на месте до тех пор, пока ему не будут даны ответы на все его вопросы.

— Я расскажу, — пришлось сдаться мне. — Расскажу все, что знаю.

Тим сдержанно кивнул, и мы продолжили путь.

— В тот день, когда я пропала…

Рассказ занял много времени. Я, как и обещала, не утаила ничего, постаравшись упомянуть все даже мало-мальски значимые детали. Друг слушал внимательно, не перебивая и не задавая вопросы, позволяя мне говорить и говорить. Замолчала я в тот момент, когда на фоне тусклого неба уже четко вырисовались очертания леса. Это действительно был лес, я не ошиблась. Темный, густой лес, который напоминал черное пятно на белом альбомном листе. В отличие от окружающей его безлюдной долины, укутанной снегом, лес словно был защищен от осадков. На ветках деревьев не было ни единой белой пригоршни, а на земле росла трава. Серо-зеленая, местами пожухлая, но трава, которую не прятали сугробы.

— Знаешь, у меня сейчас ощущение, будто мне мозг мотыгой вспахали, — поделился друг, не отрывая взгляда от земли.

— Понимаю, — вздохнула я, чувствуя, как усиливается усталость.

По ощущениям, мы находились в пути уже больше двух часов. Солнца видно не было, но низко стелющиеся облака на западе стали светлее, их подсвечивало стремящееся к заходу солнце. А это значило, что вот-вот должен был наступить вечер, а за ним и ночь. С окончанием светлого времени суток холод начал ощущаться сильнее, и идти было тяжелее, не только потому что мы окончательно продрогли, но и потому что по неутоптанному снегу идти оказалось очень трудно. Высота снежных заносов порой доходила мне почти до колена и на каждом шаге приходилось высоко поднимать ноги, прокладывая себе путь. Это забирало очень много сил.

— Надо отдохнуть, — скорее предупредила, чем попросила я, без сил падая в снег.

Другу было еще хуже, кожа на руках посинела и покрылась крупными пупырышками. Я видела, как он прикладывал все силы, чтобы не дрожать, но получалось с каждым разом все хуже. Ему было очень холодно, а я ничем не могла помочь, потому что уже сама приближалась к той опасной грани, когда хочется просто лечь и уснуть. И в этой ситуации сидеть было нельзя, нельзя было прекращать движение ни на минуту, но заставить себя подняться я просто не могла.

— Если ты умеешь открывать эти… как их… проходы, — проклацал зубами друг, пытаясь подпрыгивать на месте, чтобы хоть как-то остановить потерю драгоценного тепла. — То почему просто не перенесешь нас куда-нибудь, поближе к пальмам? А еще лучше, сразу вернуть нас ко мне домой? Нет никакой гарантии, что в лесу мы сможем спастись! Скорее, мы окоченеем от холода!

— Я не могу, — замотала я головой, стряхивая снег с ладоней. — Я не умею делать этого осознанно, понимаешь? Все происходит как бы без моего желания. Никто не объяснял мне, как это работает. Или как это должно работать. Это просто… случается. И всё.

— Не важно, — вздрогнул Тим от резкого порыва ветра. — Учили тебя или нет, если это внутри тебя, значит, оно часть тебя. Значит, ты можешь этим управлять.

— Ты можешь управлять работой своей печени? Или сердца? — съехидничала я. — Это тоже самое!

Рассердившись на непонятливость друга, я попыталась встать, но ноги слушались плохо, а точнее, вообще не слушались. Не успела я до конца принять вертикальное положение, как правая нога поехала, вслед за ней устремилась и левая, и грохнулась обратно в снег, едва успев смягчить падение выставленными руками, больно приложившись локтями обо что-то твердое, ровное и скользкое.

— Что за…?

Потерев ладонью, я обнаружила кусок мутного льда.

— Лед, — растерянно прошептала я и тут повторила, уже громче, поднимаясь на четвереньки: — Здесь лед!

И бросилась судорожно разгребать снег, очищая поверхность под нашими ногами. Пронаблюдав некоторое время за моими действиями, Тим присоединился к расчистке, хотя и видно было, что каждое движение дается другу с трудом. Уже вскоре стало очевидно, что все это время мы шли не по заснеженной земле, а по заснеженному льду.

— Это похоже не озеро, — пробормотал друг, всматриваясь в лед, который имел серый оттенок с примесью легкого голубого свечения. — Или реку. А это что? Погоди-ка… Мира! Иди сюда!

У Тима был такой голос, что я все бросила и рванула к нему.

— Смотри, — и друг ткнул пальцем в лед.

Упав рядом на колени, я опустилась вниз, практически уткнувшись носом в замороженный пласт воды, ощущая кожей исходящие от него потоки холода.

— Куда смотреть? Хотя, стой. Кажется, я что-то вижу, — пробормотала я, всматриваясь внутрь.

В следующую секунду послышался треск. Сперва он был приглушенным, словно доносящимся откуда-то издалека. Но, неумолимо нарастая, звук приближался, становясь мощнее, яростнее, злее. До тех пор, пока лед под мной с оглушительным грохотом не взорвался, выбрасывая на поверхность столбы ледяных осколков. Отброшенная в сторону ударной волной, я заскользила по льду на животе, словно пингвиненок, шаря руками вокруг в бесплотных попытках затормозить движение. Прокатившись по инерции еще пару метров, я умудрилась зацепиться рукавом за что-то, что при ближайшем рассмотрении оказалось вмерзшей в воду корягой, кусок которой остался над застывшей водой.

— Мира! — завопил Тим и со всех ног, покачиваясь, спотыкаясь, падая и тут же поднимаясь снова, бросился он ко мне.

А за его спиной выкарабкивались на свободу чудовища.

Сперва появился один, потом второй, следом выкарабкался третий. Вот, ползком из-за обрубка ноги, подтягивая себя руками, в нашу сторону потянулся четвертый. Там, подо льдом, их было так много и с каждым новым звуком ломающегося льда на поверхности появлялось все больше и больше чудовищ, которые все это время находились под нами.

Они были похожи на людей, но человеческого в них осталось мало. Изломанные тела, торчащие из начавшей разлагаться плоти белые обломки костей, порванная одежда, болтающаяся мокрыми лохмотьями вместе с полу оторванными кусками мяса. У некоторых не было глаз, лишь черные запавшие глазницы в окружении полукружий копоти, словно кто-то или что-то при жизни выжгло им глаза. У других глаза имелись, но глядели бессмысленно, тупо, протягивая вперед руки и изрыгая из потрескавшихся ртов булькающие звуки, вместе с серо-зелеными пузырями. У многих были разбиты головы и обнажены кости черепа, как будто при жизни с них пытались снять скальп. Пергаментная, отливающая синевой замерзшая кожа, была испещрена темно-бордовыми, практически черными, прожилками, буграми проступавшими под кожей.