* * *

В сопровождении местного проводника они поднялись почти до самой вершины, когда стало совсем темно. Жители деревни, которые их вели, были удивлены, что чужаки поднимаются так быстро, конечно, они не могли знать, какую подготовку проходят Когти Королевы; ночи и дни бесконечных испытаний на основе природной выносливости сделали каждого из них, даже Шепчущего и Певца, стойкими и свирепыми, как дикие звери. Когда стало слишком темно, чтобы двигаться дальше, во всяком случае для смертных проводников, Мако приказал разбить лагерь, чтобы провести ночь на склоне.

Пока Нежеру устраивала себе удобное место на пригорке, заросшем травой, неплохо защищенном от ветра, появился Мако.

– Я искал тебя. – Однако он даже не смотрел в ее сторону. – Сегодня ночью я намерен совокупиться с тобой. Жди меня.

Как и обещал, он пришел к ней, когда луна стояла высоко в небе. Нежеру не чувствовала себя польщенной, но и возражать не могла: одной из тягот ее происхождения являлась доступность для любого мужчины с чистой кровью, потому что долг всех хикеда’я состоял в том, чтобы численность расы увеличивалась. Только так появлялась возможность уничтожить всех врагов Королевы и принести гармонию в мир, который в ней нуждался. И это было тем более необходимо из-за того, что женщинам с чистой кровью редко удавалось родить ребенка от мужчины полукровки – хотя и не потому, как жаловались некоторые аристократы, что они прикладывали недостаточно усилий.

Мако заставил Нежеру снять всю одежду, прежде чем оседлал ее. Она не почувствовала холода, и ее, конечно же, не мучила скромность, но Нежеру не нравилось, что он отдал ей такой приказ. Частично, она не хотела, чтобы их увидели другие, в особенности Саомеджи, хотя и не могла объяснить почему. Если бы она испытывала удовольствие, оно могло быть испорчено из-за этого, однако в любом случае речь никогда не шла о наслаждении.

Ее мать Зои однажды назвала интимную связь двух людей «занятиями любовью», что Нежеру показалось слишком нежным и глупым – таким же избыточно нежным и глупым, какой бывала ее мать. Зои также пыталась утешить Нежеру, когда отец ее наказывал, несмотря на то, что Нежеру пыталась избавиться от ее объятий и бессмысленных извинений.

То, что она делала с Мако, не имело никакого отношения к любви, только долг, но этого было более чем достаточно. Сейчас хикеда’я осталось слишком мало. Их смертных врагов – очень много, и они размножались, как розовые лягушки, откладывающие в каждый нерест тысячи икринок: скоро мир будет ими полон, и Люди и даже Сад будут забыты, словно никогда и не существовали.

Безусловно, Мако никогда не демонстрировал ей неуместной нежности. Совокупление с ним, как и его тело, было жестким и гладким, точно бересклет. Он неизменно заканчивал в полнейшей тишине, и, когда скатывался с нее, у Нежеру возникало впечатление, что она исчезла, хотя и продолжала лежать в голубовато-белом свете, и его жидкости вместе с потом высыхали на ее коже. Однако она чувствовала, что имеет право задать ему по меньшей мере один вопрос.

– Что за кости?

Он посмотрел на нее, и по его голосу Нежеру поняла, что он уже забыл о ее существовании.

– Кости?

– Ты сказал смертным, что мы пришли увидеть кости.

Мако отвернулся:

– Королева послала нас найти кости Хакатри.

Мгновение Нежеру не могла понять, почему это имя показалось ей знакомым. А потом к ней пришло шокирующее осознание.

– Хакатри? Ты имеешь в виду брата Инелуки, Короля Бурь?

– А разве есть какой-то другой? – На этот раз Мако даже не попытался скрыть презрение и перестал отвечать на вопросы.

♕

Последние дни месяца маррис быстро пролетели под напором холодных ветров Фростмарша, когда королевская процессия двигалась на север по равнинам Риммерсгарда в сторону Элвритсхолла. Моргану путешествие казалось мучительно медленным, процессия проводила некоторое время во владениях некоторых могущественных аристократов и в крупных городах вроде высокого, продуваемого ветрами Наарведа. И всякий раз дед и бабушка объясняли ему причины визита, они хотели, чтобы Морган учился управлять государством; но каждая следующая остановка ничем не отличалась от предыдущей; бесконечные речи и скучные церемонии, которым он давно потерял счет.

Открытые чужие пейзажи, огромное небо, все, что в начале путешествия производило на него впечатление, стали привычными и однообразными, а путешествие все длилось и длилось. Даже красивые лица молодых женщин Риммерсгарда потеряли для него привлекательность. Когда закончился маррис и начался аврил, Морган все больше и больше времени проводил в мрачных раздумьях.

Часто монотонность окружающих пейзажей убаюкивала его, и он в полудреме думал о своем отце, хотя прежде изо всех сил старался избавиться от мыслей о нем, несмотря на то что далеко не все воспоминания были несчастливыми. Одинокое вечнозеленое дерево посреди пустоши, клонившееся под порывами ветра, напомнило ему тщательно обработанные растения в Саду Изгородей дома и вернуло в тот день, когда отец посадил тогда еще совсем маленького Моргана на плечи, чтобы он смог разглядеть животных за изгородью. С новой точки обзора они больше походили на растения, чем на зверей, глаза и рты из веток самшита превращались в зеленые завитки, но вместо разочарования Морган почувствовал восторг.

Вид с плеч отца позволил ему почувствовать себя взрослым, высоким мужчиной. Теперь он не только видел верхушки созданных из растений животных, но и разглядел другие части Внутренней стены и почувствовал возбуждающую силу и новые возможности.

«Настанет день, и я буду таким же большим, – подумал тогда Морган. – Настанет день, и я смогу отправиться куда захочу».

– Давай выйдем наружу, папа! – потребовал Морган. – Выведи меня, я хочу знать, такой ли я высокий, как стены замка!

Отец рассмеялся, наслаждаясь возбуждением сына, а потом отнес его к находившемуся в дальнем углу сада массивному старому Фестивальному Дубу, чтобы юный Морган прикоснулся к его многовековой коре, покрытой трещинами и шишками, и смог представить, что под его пальцами защищенная броней кожа дракона.

Но все это происходило до того, как принц Джон Джошуа потерял интерес к жене и маленькому сыну и настолько погрузился в старые книги и писания, что крайне редко присоединялся к Моргану и его матери даже во время трапез. А когда принц все-таки бывал с ними в те, последние дни, он, казалось, постоянно думал о ком-то или о чем-то другом.

Морган не мог скорбеть, как дед и бабушка с их осторожными беседами и тихими церемониями. Он чувствовал, что отец покинул его на годы раньше, чем умер.

♕

Теперь, когда они добрались до вершины, Саймон и остальные всадники смогли взглянуть на русло реки и увидеть почти всю долину Дроршулл. Хотя уже наступил аврил, снега выпало так много, что во многих местах все, кроме деревень и крыш усадеб, было похоронено под белым покрывалом; даже церковные шпили в поселениях, казалось, встали на цыпочки.