На моей памяти впервые Грига кто-то — пусть и находившийся на особом положении Корнет — назвал столь панибратски. И почему-то именно эта деталь под влиянием бренди больше всего меня разозлила. Я буквально зашипела на Оболенского:

— Какой он тебе «Гришка»?!..

Корнет удивленно глянул на меня и неожиданно расхохотался:

— Ну ты даешь! Гляди-ка, обиделась за бывшего возлюбленного… Он тебе что, так и не удосужился рассказать в свое время, сколько лет мы с ним знакомы?..

Я сердито мотнула головой.

— Ну ладно, в таком случае, считай, что в обмен на твои тайны открываю свою — не менее страшную: мы с Гришкой, к твоему сведению, выросли в одном дворе, учились в одной школе, правда, я старше на несколько классов… Я, к твоему сведению, паренек был еще тот, из так называемых лидеров. А Григ, будучи малолеткой, мне, можно сказать, в рот смотрел, дабы не пропустить чего-нибудь, что можно скопировать… Надеюсь, ты в курсе, что его родители погибли на Кубе, где работали по контракту, когда ему было всего пятнадцать?

Я кивнула.

— Ну так именно моя покойная маман и взяла тогда над ним опеку до совершеннолетия, поскольку у Грига твоего никаких родственников не было… Наши дорожки разошлись позже, когда я служил в армии. Гришаня вдруг решил поддержать славные традиции своей семьи и пошел по комсомольской линии… Все остальное ты, вероятно, знаешь… Ну относительно назначения его в газету, учебу заочную и прочее… Когда Гриша к нам пришел, я уже лет пять в конторе пахал — так что дороги вновь соединились…

Вслушиваясь в суховатые интонации Корнета, я задумалась: как я мало знаю, оказывается, о своем бывшем муже… Возможно, и вовсе не больше того, что обычно доверяют бумаге, заполняя какую-нибудь анкету?.. В любом случае сказанное Корнетом оказалось для меня новостью. В свое время нежелание мужа посвящать меня в детали своего детства и юности я сочла просто чертой характера и приняла как должное: ну не любит он вторжений в душу, даже самого близкого, любимого человека! Кто-кто, но я, тоже не выносившая воспоминаний о моем глупом прошлом, могла это понять!

И вообще, мы с Григом только-только начали свою жизнь, начали, как принято говорить, все сначала. И хотя для меня это было продолжением вошедшей в мою жизнь волшебной сказки, все равно — сначала. А охотно перечеркнутое прошлое не стоило даже воспоминаний о нем. Мысль о том, что перечеркнуть прошлое невозможно, поскольку оно всегда часть настоящего, а значит, и тебя самого, была мне в ту пору недоступна.

— Корнет Оболенский, налейте вина! — попросила я, вопреки отсутствию намерения, довольно развязно.

— Очень оригинально! — проворчал Виталий и потянулся к бутылке.

— И не забудьте все же пояснить, за что меня тогда ненавидели… За любимого друга, который мгновенно утешился с красоткой актрисулей?..

— Милка была права, считая тебя дурой, — произнес он удовлетворенно. — Ты действительно не понимаешь, что твой уход был для Гришки ударом, не знаешь, что он буквально на стенку лез, хотя и не сумел побороть свою гордыню? Или ты просто так удачно притворяешься?..

Зря он это сказал. Толстая и жирная пиявка, отвалившаяся под влиянием бренди, мгновенно воспользовалась возможностью снова впиться в мое сердце.

— Это тебе от Милки известно? — сделала я последнюю попытку. — Так она врала… Она и мне то же самое врала…

— Это мне известно не от Милки, — сказал жестокосердный Корнет. — Это мне известно от себя самого. Потому что именно я вынужден был три года назад бросить все и возиться с твоим бывшим супругом, поселив его у себя… А заодно, по сути дела, и негласно исполнять в конторе обязанности главного редактора… Между прочим, с упомянутой тобой актрисулей познакомил его тоже я!

— Спасибо тебе огромное! — рявкнула я.

— Кушай, пожалуйста! — не остался в долгу Корнет. — Ха!.. Похоже, Григ поступил правильно, тебя, я вижу, это до сих пор бесит…

Некоторое время мы с ним молча зло смотрели друг на друга и, если б это зависело только от меня, наверняка бы поссорились. Но на Оболенского бренди, по счастью, не оказало столь примитивного воздействия, как на меня.

— Ладно, Мариша, — неожиданно ласково улыбнулся мой собутыльник, — давай-ка лучше оставим все опасные воспоминания о прошлом. Если не ошибаюсь, мы ехали сюда, чтобы обсудить наше не менее опасное настоящее…

— Оставим мертвым хоронить их мертвецов, — мрачно пробормотала я, уступая Корнету, но, как мне казалось, не теряя при этом достоинства.

— Молодец, образованная девочка, — похвалил он и действительно перешел к нашим сегодняшним печальным обстоятельствам, не забывая пополнять рюмашки. — Во-первых, что касается тебя. Думаю, твои страхи, детка, пустые… Если Милка и подозревала, то есть знала о твоей ненависти к ней, вряд ли она отразила это в дневнике. Во всяком случае, в последних ее записях данная тема отсутствует целиком и полностью… Николай успел при мне просмотреть по диагонали довольно приличную часть Милкиных пометок, разумеется с конца.

По-настоящему я расслышала только насчет Потехина, ибо сказанное Корнетом о мучениях моего бывшего мужа было для меня в тот момент настолько оглушительной и — что греха таить? — важной новостью, что на самом деле ни о чем другом говорить и думать не хотелось… Даже о Милкиной гибели. Даже о том, что послезавтра нам предстоят ее похороны. Наше же с Корнетом вялотекущее расследование почему-то и вовсе потускнело в моих глазах…

— Записки?.. А-а-а… Ну да… Слушай, а он что, действительно тогда того… Переживал?..

— Марина, соберись! — Корнет нахмурился. — Ты что, детка, опьянела от этих трех капель? Ну-ка быстро жри!

Оболенский пододвинул мне под самый нос единственную имевшуюся на столе тарелку с закусоном: наспех нарезанными сыром и колбасой, хлеба у него не оказалось — забыл купить.

— Дернул меня черт за язык насчет Грига! — искренне пожалел он, подозрительно вглядываясь в мою физиономию. — Заруби себе на носу: что было, то прошло! Между прочим, прошло целых три года назад… Въезжаешь?.. И собери, пожалуйста, остатки мозгов, потому что тучи над твоим отделом все-таки сгустились!

— Какие тучи? — Я изо всех сил старалась не терять нить разговора, одновременно пытаясь вспомнить, сколько рюмашек бренди успела осушить, да еще на голодный желудок: из-за обыска мой сегодняшний обед, так же как и обед следаков, состоял из нескольких жестких бутербродов и стакана кока-колы. За тем и другим Потехин где-то в середине дня сгонял своих мальчиков.

— Возможно, грозовые! — упорно гнул свою линию Оболенский. — Между прочим, Милка в этом своем дневнике не эмоциям предавалась, как ты предположила, а в основном вела деловые и финансовые записи… Слушай внимательно! У нее в конце тетрадки целая таблица с фамилиями и суммами, помеченными датами…

— Зачем? — Я с усилием зафиксировала взгляд на сердитом лице Корнета.

— Пока неясно, но прояснится, я думаю, довольно скоро… Важно другое: имена твоих Василька с Колькой в левой колонке встречаются аж пять раз! И суммы напротив стоят очень и очень… А последний то ли взнос, то ли заем, то ли их, то ли ее собственный, всего восемь дней назад…