Среди прочих бумаг, переданных мне юным репортером после завершения дела, у меня сохранился блокнот, в котором я нашел подробный отчет о «явлении исчезновения материальной сущности убийцы» и запись тех мыслей, которые появились у моего друга в связи с этим необычайным происшествием. Предпочтительно, мне кажется, предложить вашему вниманию этот отчет, нежели продолжать пересказывать мой разговор с Рультабием, так как я опасаюсь — особенно в такой истории, как эта, — прибавить то или иное слово, которое не в полной мере будет соответствовать абсолютной истине.

Из записок Жозефа Рультабия

«Прошлой ночью, то есть в ночь на 30 октября, — пишет Жозеф Рультабий, — я проснулся где-то около часу. Бессонница или какой-то шум снаружи? В глубине парка раздался зловещий крик Божьей твари. Я встаю, открываю окно. Холодный ветер и дождь, непроницаемый мрак, безмолвие. Я закрываю окно. Снова странный вопль пронзает ночь. Я быстро надеваю брюки, пиджак. В такую погоду хороший хозяин не только собаку, но и кошку на улицу не выгонит, кто же это совсем рядом с замком подражает мяуканью кота матушки Молитвы? Я беру большую дубинку — единственное оружие, которым я располагаю, — и совершенно бесшумно открываю свою дверь.

И вот я в галерее, при свете рефлекторной лампы мне все отлично видно, пламя лампы слегка подрагивает, словно от сквозняка. Я чувствую легкий ветерок. Оборачиваюсь. Окно позади меня открыто, то самое, которое находится в конце галереи, куда выходят двери наших комнат, моей и Фредерика Ларсана, — я буду называть ее сворачивающей галереей в отличие от правой галереи, где находятся апартаменты мадемуазель Станжерсон. Обе эти галереи сходятся под прямым углом. Кто же это оставил окно открытым или кто его только что открыл? Я иду к окну, высовываюсь наружу. Под окном, примерно на расстоянии метра, есть терраса, которая служит крышей маленькой комнатке, расположенной на первом этаже и образующей выступ. В случае необходимости можно спрыгнуть из окна на террасу и оттуда уже — в центральный двор замка. Тот, кто избрал этот путь, не имеет, разумеется, ключа от входной двери. Однако почему воображение рисует мне эту сцену ночной гимнастики? Из-за открытого окна? А если это всего лишь небрежность прислуги? Я закрываю окно, посмеиваясь над самим собой и над той легкостью, с какой я возвожу драматические построения на основе открытого окна. И снова крик Божьей твари в ночи. Затем воцаряется полнейшая тишина, дождь перестает стучать в стекла. Замок спит. С бесконечными предосторожностями я иду по ковру галереи. Дойдя до угла правой галереи, я вытягиваю голову и бросаю осторожный взгляд вперед. В этой галерее горит другая рефлекторная лампа, которая прекрасно освещает несколько находящихся там предметов: три кресла и несколько висящих по стенам картин. Что я тут делаю? Никогда еще замок не казался таким спокойным. Все тихо. Что за чутье толкает меня к спальне мадемуазель Станжерсон? Какое предчувствие заставляет меня подойти к ее спальне? Откуда этот голос, взывающий ко мне из глубины души: „Подойди к спальне мадемуазель Станжерсон!“ Я опускаю глаза на ковер, по которому ступаю, и вижу, что меня ведут следы того, кто уже прошел здесь. Да, на ковре остались чьи-то следы, испачкавшие его уличной грязью, и я иду по этим следам, которые ведут меня к спальне мадемуазель Станжерсон. Ужас! Ужас! Я узнаю „элегантные“ следы, следы убийцы! Так, значит, он пришел сюда в такую мерзкую ночь! Если из окна галереи можно спуститься через террасу вниз, то тем же путем можно и подняться наверх.

Убийца здесь, в замке, ибо обратных следов нет. Он проник в замок через окно, открытое в конце сворачивающей галереи, он прошел мимо комнаты Фредерика Ларсана, мимо моей комнаты, свернул направо, в правую галерею, и вошел в спальню мадемуазель Станжерсон. Я стою у двери, ведущей в апартаменты мадемуазель Станжерсон, это дверь в прихожую, она приоткрыта, я бесшумно толкаю ее. Теперь я нахожусь в прихожей, и там, под дверью в саму спальню, я вижу полосу света. Прислушиваюсь. Ничего! Ни малейшего шума, даже дыхания и то не слышно. Ах! Знать бы, что происходит в молчании за этой дверью! Взгляда на замочную скважину довольно, чтобы понять: дверь заперта на ключ и ключ остался в скважине. И подумать только, что убийца, может быть, находится там! Он наверняка должен быть там! Сумеет ли он ускользнуть и на этот раз? Все зависит от меня. Главное — соблюдать спокойствие и не делать ошибок! Надо заглянуть в спальню. Сумею ли я войти туда через гостиную мадемуазель Станжерсон? Затем мне надо будет пересечь будуар, а убийца тем временем скроется, выйдя через дверь в галерею, через ту самую дверь, возле которой я сейчас стою.

По моим предположениям, сегодня вечером покушения еще не было, ибо иначе не объяснишь тишину, царящую в будуаре. Ведь в будуаре каждую ночь дежурят две сиделки, они останутся там до полного выздоровления мадемуазель Станжерсон.

Раз я почти полностью уверен, что убийца здесь, почему бы не поднять тревогу немедленно? Убийца, возможно, скроется, но, может быть, мне удастся спасти мадемуазель Станжерсон? А что, если убийца сегодня вовсе не убийца? Дверь была открыта, чтобы он мог войти. Но кем? И снова закрыта. Кем? Он вошел этой ночью в спальню, дверь которой наверняка была заперта изнутри, ибо мадемуазель Станжерсон каждый вечер запирается в своих апартаментах вместе с сиделками. Кто повернул ключ в замке, чтобы впустить убийцу? Сиделки? Две верные служанки — старуха горничная или ее дочь Сильвия? Это маловероятно. К тому же они спят в будуаре, и мадемуазель Станжерсон, крайне обеспокоенная и крайне осторожная, как сказал мне Робер Дарзак, сама следит за своей безопасностью, с тех пор как стала чувствовать себя достаточно хорошо и может передвигаться по комнатам в своих апартаментах, откуда я ни разу не видел, чтобы она выходила. Это внезапное беспокойство и эта осторожность мадемуазель Станжерсон, поразившие г-на Дарзака, заставили и меня тоже призадуматься. Нет ни малейшего сомнения в том, что, когда произошло покушение в Желтой комнате, несчастная ожидала убийцу. Может быть, она ждала его и в этот вечер? Иначе кто же тогда повернул ключ, чтобы открыть дверь убийце, который находится сейчас там? Уж не сама ли это мадемуазель Станжерсон? Ибо, в конце-то концов, она ведь могла бояться убийцу и опасаться его появления, но в то же время иметь достаточно веские причины для того, чтобы открыть ему дверь, чтобы быть вынужденной открыть ему дверь! Какое же это должно быть страшное свидание! Свидание, связанное с преступлением? Но уж, во всяком случае, не любовное, ибо мадемуазель Станжерсон обожает г-на Дарзака, я в этом уверен. Все эти мысли проносятся у меня в голове, вспыхивая подобно молнии, что пронзает мрак. Ах, если бы знать!..

Если за этой дверью царит такая тишина, значит, она необходима кому-то! И значит, мое вмешательство может принести скорее зло, чем пользу? Почем я знаю? А что, если мое вмешательство в эту минуту послужит причиной преступления? Ах, как бы увидеть и узнать, не нарушая этой тишины!

Я выхожу из прихожей. Иду к центральной лестнице и спускаюсь по ней, вот я уже в вестибюле, я бегу, стараясь как можно меньше шуметь, к маленькой комнатке на первом этаже, где после покушения во флигеле спит теперь папаша Жак.