– Они такие страшные?

– Страшные? – Эдуард замер, не донеся вилку до рта. – Ты что, ничего не заметил?

– Что?

Эдуард недоверчиво покачал головой:

– Сестры Пруденс необыкновенно красивы.

– Красивы? – нахмурился Гидеон. – Ты уверен? Взяв вилку, он посмотрел в свою тарелку. Оказывается, он положил себе тушеные огурцы, которые терпеть не мог.

– Они просто ослепительны, – заверил его кузен.

– Такие же прелестные, как Пруденс?

Герцог даже рот открыл. Придя в себя, он сказал:

– Они гораздо красивее Пруденс. Думаю, в этом и заключается проблема. Любая из сестер, даже маленькая Грейс, затмит Пруденс.

Гидеон некоторое время недоверчиво смотрел на Эдуарда.

– Возможно, я не обратил внимания на остальных, но с Грейс провел добрых полчаса. Она мила и довольно хорошенькая, но ей далеко до Пруденс.

Эдуард лукаво посмотрел на него и удовлетворенно вздохнул.

– Все складывается крайне занимательно.

– Что? – спросил Гидеон, раздосадованный самодовольной улыбкой кузена.

Но герцог не пожелал объяснить.

– Не понимаю, на что ты намекаешь, но ты ошибаешься. Меня не интересует мисс Мерри... как ее там... Ты знаешь мое отношение к браку. Как бы то ни было, речь о браке не идет. Это всего лишь уловка, чтобы помочь ее сестрам выйти замуж. – Гидеон занялся телячьим паштетом. – Я не в состоянии понять, почему это окутано такой тайной, но если для этого нужен мнимый жених, я готов. Я не против помочь ей, пока это игра.

– Какое самопожертвование!

– Можешь насмехаться, но с моей стороны это чистый альтруизм, – сказал Гидеон. – Не многие мужчины, опасаясь неожиданно оказаться у алтаря, рискнут бескорыстно помочь...

– Абсолютно бескорыстно, – пробормотал герцог.

– ...женщине, которая, на мой взгляд, более чем странная, – не обращая внимания на кузена, продолжил Гидеон. – Но, видишь ли, она сирота...

Герцог помолчал.

Гидеон подождал, пока Эдуард успокоится, и строгим тоном продолжил:

– Если ей так отчаянно нужна фальшивая помолвка, что она апеллировала к тебе, то почему бы ей не принять мою помощь?

– Конечно. Обязательно съезди с визитом к ее дядюшке.

– Я уже сделал это сегодня днем, и он вообразил, что я прошу ее руки. Глупец.

– Что ты ему сказал?

– Все так запутано, – махнул рукой Гидеон. – От радости он болтал без умолку, так что я не мог слова вставить, чтобы вывести его из заблуждения. Теперь мисс Пруденс может воспользоваться этим недоразумением. Я не возражаю, если это поможет ее сестрам.

– Они ведь тоже сиротки, – задыхаясь от смеха, выговорил герцог.

– Не понимаю, что тебя так развеселило, Эдуард, – сердито сказал Гидеон.

– Ничего, совсем ничего. Уверяю тебя, – пробормотал герцог, пригубив бокал. – Не думаю, что сэр Освальд получает бренди от этого же поставщика. А может быть, ему досталась плохая партия.

– Он не пьет бренди, – сказал Гидеон. – Сэр Освальд употребляет какое-то отвратительное вино.

Пруденс злилась. Нет, она просто была в ярости. Как только она вернулась домой из Гайд-парка, дядя Освальд собрал всех в парадной гостиной и поздравил Пруденс с большой удачей. Лорд Каррадайс поступил благородно и не расторг помолвку. А поскольку все так об этом просили, заявил сэр Освальд, Чарити может выезжать в свет начиная с сегодняшнего вечера. Он вместе с Пруденс вечером отправляется на музыкальный вечер к леди Остуидер, и Чарити может составить им компанию. Дядя Освальд сказал, что уже послал леди Остуидер записку.

– Должно быть, произошла какая-то ошибка. – Среди всеобщей радостной суматохи Пруденс казалась спокойной. – Лорд Каррадайс мной не интересуется.

По сути, лорд Каррадайс сказал ей, что ее шансы на замужество сомнительны. Что за игру он затеял?

– Совсем наоборот, моя дорогая. Он, оказывается, не такой шалопай, как я о нем думал. У него есть совесть. Он был здесь, в этой самой комнате, нарядно одетый и полон самых решительных намерений. Конечно, я дал свое согласие. Подумать только, двадцать тысяч годового дохода! – Растроганный сэр Освальд обнял Пруденс.

Сияя счастливой улыбкой, с навернувшимися на глаза слезами, он с восторгом говорил о состоянии Каррадайса. Обрадованная Чарити волновалась, в чем она пойдет на вечер к леди Остуидер. Фейт и Хоуп крутились по комнате, предвкушая собственный выход в свет, и щебетали о том, как красив лорд Каррадайс. Пруденс не оставалось ничего другого, как стиснуть зубы и улыбаться.

Негодяй!

Он смеется над ней, это ясно. Сначала он выведал все секреты у десятилетней Грейс, потом предложил фальшивую помолвку и тут же сказал, что она невзрачная и вряд ли выйдет замуж! А теперь... Вдруг Пруденс пришло в голову, что лорд Каррадайс говорил с сэром Освальдом до их встречи в Гайд-парке. Должно быть, это какая-то уловка. Но с какой целью?

Она восстанавливала в уме ход событий, но шокирующее заявление дяди Освальда оторвало ее от размышлений.

– Я немедленно дам объявление в газету!

– Нет! – в ужасе воскликнула Пруденс. – Не надо! Дедушка может это прочесть.

– Почему, моя милая? О твоей победе лондонские кумушки будут судачить несколько лет! Почему не сообщить об этом всему свету? Нам нечего скрывать!

– Конечно. Но дело в том, что... – Пруденс сказала первое, что пришло в голову: – Лорд Каррадайс в трауре.

– Какая жалость, – удивленно посмотрел на нее сэр Освальд. – Я впервые об этом слышу. Кто у него умер, дорогая? И если он в трауре, почему этого не скажешь по его одежде? Он был в голубом – голубом! – сюртуке. Ей-богу, он весьма легкомысленно одевается!

Пруденс лихорадочно искала отговорку.

– Умерла его двоюродная бабушка. Но... она терпеть не могла черный цвет, поэтому просила, чтобы семья не носила по ней траур.

Сэр Освальд поджал губы.

– Ну и нравы нынче! Не носить траур! Кстати, какая именно двоюродная бабушка? Эстелл? Или Гасси? Надеюсь, это не Гасси, хотя если подумать, она приходится Каррадайсу тетушкой. Какое счастье! Я всегда обожал Гасси.

Пруденс с опозданием сообразила, что дядя Освальд, вероятно, знаком со всеми пожилыми родственниками лорда Каррадайса.

– Нет, я не думаю, что это Эстелл или Гасси. Я... кажется, это его двоюродная бабушка, которая вела очень уединенную жизнь... в Уэльсе.

– Ах, в Уэльсе! Ну, тогда все понятно! – сказал сэр Освальд таким тоном, будто речь шла о Монголии. – Ты не помнишь имени? Не носить траур! Странные дела творятся на свете! Что ж, если он хочет скромной помолвки, я возражать не стану. Двадцать тысяч в год! Думаю, за это стоит поднять тост.