– Роза доставляет много хлопот.

– Да, миссис Дивайн, – устало кивает Мертл. – Очень много.

Из дома доносится шум: миссис Суонн ведет бой с совком, шваброй и ведром. Сам дом скромный, но вполне комфортабельный – пристойное жилье для доктора и его маленькой дочки (супруга доктора скончалась при родах, произведя на свет Мертл, и доктор не выказывает склонности к повторной женитьбе, насколько может судить миссис Суонн). На огороде зеленеют на подпорках последние бобы с длинными стеблями и стелется запыленная капуста. Вокруг них гудят ульи, пчелы танцуют в благоуханном саду, полнящемся ароматом душистых яблок. Руби тянет руку к ветке, словно собираясь сорвать один плод. Потом, опомнившись, передумывает, складывает на груди руки и идет бродить по саду.

Брайди поворачивается к девочке.

– Где твой папа, Мертл?

– Не знаю, миссис Дивайн.

– Это папа устроил погром в доме?

– Нет, какие-то люди.

– Ты их видела?

– Нет, слышала. Бам, бам, ба-бах. И я спряталась – вот так. – Девочка перестает качать колыбель и вжимается в живую изгородь.

Брайди кивает.

– Папа был дома, когда пришли эти люди?

Мертл задумывается.

– Может, был, может – нет. Папа приходит и уходит незаметно. – Она рукой изображает волнообразное движение. – Проскальзывает, как уж.

Мертл встает и берет Розу из колыбели. Держа куклу за ногу, она вытаскивает из-под матрасика альбом для рисования и протягивает его Брайди.

– Ты хочешь, чтобы я посмотрела твой альбом? – спрашивает Брайди.

Мертл усаживается рядом и, перегнувшись, принимается листать альбом, который держит Брайди.

– Что это? – Брайди показывает на рисунок, изображающий толстую женщину. От ее рта, носа и рук расходятся синие линии.

– Это старая няня, что была до новой.

Руби подходит ближе, чтобы взглянуть на рисунок.

– Мертл, – любопытствует Брайди, – а что это за синие линии?

Девочка потирает нос.

– Вода. Она тонет.

– Тонет? Значит, она сидит в лохани?

– Это не лохань, – смеется Мертл. – Она сидит на стуле, а это – камин.

– Что-то я не очень понимаю, Мертл. Откуда там взялась вода, в которой она тонет?

– Воду нагоняет Кристабель. – Девочка забирает у Брайди альбом. Она закрывает его и убирает под матрасик в колыбели, сверху кладет Розу, укрывает ее одеялом и энергично похлопывает.

– Ты видела, как это произошло?

– Нет, – качает головой Мертл. – Миссис Бибби мне рассказала.

– Люди не тонут, сидя в кресле, – доброжелательно замечает Брайди. – Думаешь, миссис Бибби хотела напугать тебя этой историей?

– Она знает истории и пострашнее, – фыркает Мертл. – Она убила одного джентльмена и одну леди и изрубила их. А леди положила в корзину с крышкой, куда кладут еду для пикника.

– Миссис Бибби тебе это рассказала? – изумляется Брайди.

– Да, – кротким тоном подтверждает Мертл. – И однажды, когда она была Лил, и еще раз, когда ее звали как-то по-другому, ее чуть не поймали. Но затащить ее на виселицу не так-то просто.

Мертл садится на скамейку, глубоко вздохнув, опускает подбородок в ладони и усталыми глазами смотрит на пчел, капусту, паданцы и пожухлые листья.

– Миссис Суонн сказала, я могу пожить у нее, пока папа не вернется домой. Я ей сказала, что папа никогда не вернется. – Мертл на мгновение умолкает. – Тогда миссис Суонн сказала, что я могу пожить у нее до следующего вторника.

– Почему твой папа не вернется?

– Потому что это он похитил Кристабель.

В гостиной над лавкой Уилкса на Денмарк-стрит Кора Баттер заворачивает сосуд со странным младенцем, который немало тревожит ее душевный покой. Кора осторожно передвигает сосуд, дабы не уронить его и не встряхнуть слишком сильно. Не дай бог, его содержимое каким-то образом вырвется наружу. Существо прикреплено к своему дому паутиной проводов, стекло на вид прочное, сам сосуд тоже закупорен надежно. Но Кору это не обнадеживает. Она долго со страхом рассматривала диковинку, лишая себя спокойствия духа. Порой она уверена, будто видит, как дрогнул кулачок или из крошечного носика выплывает пузырек. Но ей это только казалось: обитатель сосуда мертвее мертвых, его черты окоченели, маленькая бочкообразная грудь неподвижна. Зная от Брайди, как действуют коллекционеры и на что они способны, Кора высматривала соединение, некий характерный стык в том месте, где плоть сочленяется с чешуей, с изогнутым отростком. Но, если таковой и имеется, Кора его не увидела. Она несет сосуд вниз и кладет его в позаимствованную детскую коляску, рядом с коробкой разнообразной выпечки из пекарни фрау Вайс и несколькими бутылками разбавленной мадеры (с пустыми руками в гости не ходят).

Кора неспешно поднимается по лестнице, возвращаясь в гостиную.

– Маленький уродец туго запеленут и готов отправиться на прогулку. Вам следует оставить его у доктора Прадо, – сварливо говорит она. – Пусть пристроит его куда-нибудь меж мерзких вещиц, что находятся в его лаборатории.

– Он смущает твой покой, Кора? – спрашивает Брайди.

– Да у меня от него мороз по коже. Кто бы мог сотворить такое?

Руби Дойл, стоя у окна гостиной, бросает на Кору сочувственный взгляд. Не имея ответов на ее вопросы (по крайней мере, таких, какие она могла бы услышать), он снова переключает внимание на то, что происходит за окном. На улице кипит жизнь: перед мертвыми глазами Руби снуют толпы живых людей. Уличные торговцы наворачивают круги с полными подносами апельсинов и орехов; уличные циркачи показывают свое мастерство; кухонные служанки, с корзинами для провизии в руках, разглядывают прилавки торговцев лентами, обходя стороной разносчиков угля. Среди прохожих снуют карманники, быстроногие воришки. Вон вышагивает одетый с иголочки франтоватый бездельник с пышными бакенбардами. А там семенит голубоглазая красавица в очаровательном капоре. Как же жалеет Руби, что у него нет сюртука и нового цилиндра. Побриться бы сейчас, сытно и вкусно позавтракать, надеть красный шарф, лайковые перчатки, сунуть в карман часы. Он отдал бы что угодно, лишь бы снова пройтись по улице как живой человек – себя показать, на других посмотреть.

– Я скучаю по тем временам, когда на меня смотрели, – заявляет Руби. – При жизни внешне я был весьма эффектен.

– Ты и теперь эффектен, – бормочет Брайди.

Она сворачивает и сует в конверт записку, которую только что написала. Послание адресовано приходскому священнику Хайгейтской часовни его преподобию Эдварду Гейлу. Тема записки: миссис Дивайн умоляет священника принять ее, как только ему это будет удобно. Ибо мыслями Брайди постоянно возвращается – благодаря Уинтеровой Русалке и следам от укусов на руке Мертл Харбин – к младенцу со щучьими зубами, который был замурован в крипте. Ей необходимо еще раз осмотреть трупы – при хорошем освещении и желательно без викария Криджа, с вожделением заглядывающего ей через плечо.