– Причина смерти – удушение, – делает вывод Брайди. – Расположение синяков на шее жертвы соответствует, я бы сказала, охвату мужской ладони среднего размера.

– Вот гад.

– При первичном осмотре следов надругательства над покойной не обнаружено.

Руби ерзает в своем углу. Брайди подозревает, что он крестится.

– Одежда в пятнах и подтеках. – Брайди склоняется над трупом. – Ступни мозолистые, огрубелые, – значит, эта молодая женщина бродяжничала. Она сильно истощена. В последнее время она бедствовала.

– Бедняжка.

– Голубоглазая, волосы как спелая пшеница…

– Старик! Повелитель Дорог! – восклицает Руби. – Думаешь, она та самая молодая женщина, которую он видел в поместье?

– Она подходит под описание. – Брайди рассматривает ладонь трупа. – Ногти сломаны, запястья и предплечья травмированы, что указывает на ожесточенную борьбу. Я бы сказала, что она оказала сопротивление. Тот, кто на нее напал, скорей всего, ранен; возможно, у него исцарапано лицо.

– Это поможет нам опознать его.

– Он, должно быть, уже далеко. Но вот что любопытно: ладони у нее чище, чем можно было ожидать, гораздо чище, чем остальное тело. Возможно, нападавший вытер их, чтобы уничтожить всякие следы, которые могли бы на него указать.

– Какие следы?

– Волосы, может быть, клочки одежды. – Брайди внимательно рассматривает кончики пальцев трупа – то, что осталось от ногтей, и под ними. – Чисто.

Затем она обыскивает юбки мертвой женщины.

– Так и думала. У нее здесь пришит потайной кармашек. Он фактически пуст – в нем всего пара монет.

– Потайной кармашек?

– Избитый трюк карманников. Я тоже к нему прибегаю, пряча всякие вещицы в нижних юбках.

– Я и не сомневался в ваших способностях, миссис Дивайн. Значит, ее тело дает нам несколько подсказок?

– Если я успею их найти до прибытия инспектора. Он сразу же вышвырнет меня отсюда.

– Так ты же здесь по приглашению сэра Эдмунда.

– Сэр Эдмунд вряд ли скажет полиции, зачем я здесь. – Брайди на мгновение умолкает. – К тому же у некоторых людей весьма устойчивые представления о пристойном поведении женщин, и осмотр трупов они считают неприличным.

– Некоторые люди чертовски невежественны, – с чувством произносит Руби.

Брайди поднимает на него глаза. Он находится от нее на расстоянии вытянутой руки, не дальше. И даже при столь скромном ровном освещении видно, как он искрится, стоя на фоне беленой стены ризницы, и какой он сказочно изумительный. Стена ризницы просвечивает сквозь него, но Брайди также отчетливо различает его панталоны, забинтованные руки и ботинки. До мельчайших подробностей. На его широкой мускулистой спине, на самой середине, покачивается на сине-чернильных волнах вытатуированный боевой корабль – при полном парусном вооружении, с развевающимися флагами. Сзади на шее сияет меняющая свои фазы луна.

Выше – проломленный затылок, на котором сворачивается кровь – след от смертельного удара.

Брайди хмурится.

Не двигаясь с места, Руби меняет положение, чуть поворачивая к ней голову, словно почувствовал на себе ее взгляд. Она видит его профиль, темные ресницы, чисто выбритый подбородок.

Покойник, но поразительно живой. Как такое может быть?

Ей кажется, что она чувствует его запахи – пота, жидкой мази, табачного дыма; ощущает исходящий от него жар, дух ожесточения. Его кожа блестит. Она могла бы провести пальцами по капелькам пота, по бугоркам его позвоночника. Потом, легонько, ее пальцы заплясали бы по его спине, по бокам, затем, заставив его повернуться к ней лицом – о! – коснулись бы его широкой груди, плеч, рук. Она сняла бы с него бинты, поцеловала его ладони, разбитые костяшки пальцев. Встретилась бы с взглядом его темных глаз, которые завораживают, не давая отвернуться.

Руби покачивается и мерцает. Диск луны на его шее идет на убыль, превращаясь в яркий серп идеальной формы. Он кашляет, подтягивая панталоны.

– Нашла еще какие-то зацепки, Брайди? – спрашивает он. – А то ведь инспектор скоро приедет и вышвырнет тебя отсюда.

Лицо Брайди заливает румянец. Она переключает внимание на труп, лежащий на козлоногом столе, осторожно расстегивает пуговицы на одежде мертвой женщины. Обнаруживает на ее теле новые ушибы – на бедрах, на грудной клетке.

– Ее несли. Или волокли.

Руби молчит, склонив голову.

– Каково это, Руби? Ну… быть мертвым?

– Да, в сущности, что живой, что мертвый – разница небольшая.

– Ты можешь проходить сквозь стены.

– Это другое.

– А чувствовать что-нибудь ты способен?

– Например?

– Ветер на лице, или дождь…

– Пожалуй, нет, – не сразу отвечает Руби тихим голосом.

Они оба на время умолкают: Руби рассматривает стену, Брайди исследует тело.

– Когда она умерла, Брайди?

– Точно не скажу. С учетом погоды, места, естественных процессов, что происходят с трупом – цвет кожи, степень трупного окоченения…

– Можно без подробностей?

– Я бы сказала, что смерть наступила примерно сутки назад, может, чуть раньше. Максимум – два дня назад.

– Значит, возможно, она имела отношение к похищению ребенка?

– Не исключено. Либо имела неосторожность наткнуться на похитителей, прятавшихся в часовне. По какой бы причине она ни наведывалась в Марис-Хаус… – Брайди приводит в порядок одежду на покойнице, – …вполне вероятно, что она случайно стала свидетелем преступления.

– Ну теперь-то сэр Эдмунд уж должен сообщить полиции про дочь.

– Как раз теперь, Руби, он тем более не захочет ставить их в известность.

– Вообще-то, странно. Казалось бы, в его интересах, чтобы полиция занялась ее поисками.

– Нет, если у него есть веская причина держать в тайне ее существование.

– То есть дочь родила ему не жена, – размышляет Руби. – Либо слуги правы, и она представляет собой нечто омерзительное.

– Или потому что сэр Эдмунд приобрел девочку незаконным путем.

– Думаешь, он украл Кристабель?

– Украл или купил – все может быть.

Из часовни доносятся приглушенные голоса, приближаются шаги. Брайди едва успевает накрыть труп простыней и задвинуть под стол свой саквояж. Дверь отворяется, и в ризницу входят районный инспектор в сопровождении мистера Пака. Инспектор – тучный мужчина с круглым лицом, которое быстро краснеет от малейшего напряжения. Манера держать себя выдает в нем человека, который немало пожил на этом свете и знает все.

– По какому праву вы тревожите труп, мэм?