Алексей вернулся в кабинет, бросил взгляд на экран и отвернулся. Протянул руку к пульту, собираясь выключить видео, но картинка вдруг сменилась, фильм воспроизводился дальше. Постель была пуста, а в самом углу кадра в креслах сидели голые Дарькин и Колосков.

– Что там с Шинкаревым? – спросил Колосков.

– Требует денег.

– А когда акции на тебя переписывал, он на что рассчитывал? Что ты будешь всю прибыль до копеечки ему отдавать? Сколько хочет-то?

– Сорок миллионов без малого, – ответил Дарькин. – Не рублей, разумеется.

– Я кредитов тебе больше не дам. Во-первых, сумма огромная, а во-вторых, ты мне и так немерено должен. Решай сам, что делать.

– Уже решил. Пошлю в Новгород водилу своего. Тот мастер по таким делам. Никто и не поймет, что это убийство.

– Только смотри, чтоб все чисто было. А то я могу своим ребятам поручить.

– Не надо, – покачал головой Дарькин, – Петров сделает все как надо.

В кадре снова появилась голая Марина. Подошла и обняла Колоскова. Потом наклонилась и стала целовать его. Дарькин встал с кресла, подошел к Марине и положил руки ей на бедра.

Алексей отключил телевизор и вышел из кабинета.

Он сидел на кухне и курил. Сидел и думал о том, что ему теперь делать. Можно, конечно, оставить все как есть, не сказать Марине ничего, сделать вид, что пребывает в полном неведении. Но кто знает, может, то же самое у них продолжается, не в доме Дарькина, а в других местах – в кабинете Марины или в кабинете Колоскова, в любом ином месте. Можно не говорить ничего, но заставить Марину уйти с работы. Только она наверняка откажется, как бы он ни просил, как бы ни требовал. Тогда все равно придется объяснить ей причину своей настойчивости.

Гречин подошел к мойке и открыл кран, подставил под тонкую струйку воды горящую сигарету. Потом разжал пальцы, окурок упал на дно мойки. Струя била по нему, выбивая ржавые ворсинки табака. Алексей закрыл кран и вытер мокрую руку о брюки. «Что со мной?» – подумал он. И тут понял, что его нет больше. Как нет и будущего, которое выстраивал, мечтая о каждой радостной мелочи, которая произойдет с ним когда-нибудь. Но теперь оказалось, что ничего в будущем не случится. То есть будет что-то, но уже не то. Не будет и того Алексея Гречина, который умер со всеми своими мечтами полчаса назад.

Майор прошел в гостиную, но здесь ему нечего было делать. Направился в спальню. Нет, туда тем более нельзя сейчас заходить. Пришлось возвращаться в кабинет. Он опустился в кресло и взял в руки пульт, тоже уже не нужный.

Тихо открылась дверь, вошла Марина. Видимо, только что проснулась – лицо ее было заспанным.

– Почему так накурено? – спросила она. – К нам кто-то приходил?

– Это я курил, – ответил Алексей.

– Ты же не куришь…

– А теперь курю и пью, – ответил он без всякого раздражения.

– Что-то случилось?

Гречин подумал, а потом сказал:

– Пока ты спала, я во двор выходил.

– Я знаю. Проснулась, а тебя нет. Хотела поесть, но одна не стала. Так, поклевала немного.

Марина наклонилась, собираясь обнять его, но ему сразу вспомнилось, что вот так же она склонялась, чтобы поцеловать Колоскова, и Алексей отстранился.

– Ты что, выпил? – удивилась девушка. – От тебя водкой пахнет. С чего вдруг?

– Да я, возвращаясь со двора, заглянул в почтовый ящик, а там коробочка с DVD лежит. Без конверта – подкинул кто-то. Пришел домой, думал, фильм какой, решил посмотреть. Но лучше бы этого не делал.

– А что такое? – спросила Марина.

И вдруг поняла. Но тихо уточнила:

– Какой фильм?

– Если хочешь, можешь взглянуть.

Гречин протянул ей пульт. Экран загорелся, но Алексей отвернулся от него и смотрел на Марину. Лицо ее мгновенно стало пунцово-красным.

Девушка заметила, что он наблюдает за ней, и спросила:

– Ты решил, что это я?

– Я даже решил, что рядом с тобой Колосков, Дарькин и его третья жена Илона Крошина.

– Кто? – еле выдавила Марина. – Я не…

Но продолжала смотреть на экран. Потом хотела отключить телевизор и, волнуясь, перепутала кнопки, только усилила звук.

– Теперь вдвоем, – попросила Марина на экране.

И тут же экран погас.

– Не понравился фильм? – поинтересовался Гречин.

Марина, закусив губу, чтобы не расплакаться, покачала головой.

– А зачем все это было? – задал вопрос Алексей.

– Не знаю.

– Хотела хорошую работу получить, денег, карьеру сделать?

Марина кивнула и отвернулась. Стояла перед ним, как провинившаяся школьница перед учителем, а он не мог найти других слов, кроме тех, которые сами рвались наружу.

– Я понимаю, за учебу надо платить… у мамы денег нет, а тебе хотелось нормальной жизни…

Марина снова кивнула. Молча.

– И это нормальная жизнь? – Алексей показал на экран. – Это, по-твоему, нормальные отношения между начальником и подчиненной, между чужими друг другу мужчиной и женщиной?

Марина обернулась и посмотрела на него. В глазах ее не было страха.

– А ты пробовал жить в нищете?

Она готова была закричать, но сдерживалась.

– У меня не было такой бабушки, как у тебя. Какое право ты имеешь меня осуждать! Я не хочу, как моя мать, просидеть всю жизнь за кассой универсама, получая гроши. Я боялась даже представить себе такое будущее и на все была готова, лишь бы вылезти из этой пропасти. Ну и что тут плохого? Я разве убила кого-то, ограбила? Что я сделала такого, за что меня можно с грязью смешивать? Какой вред я кому-то принесла? Я делала лишь то, что делают другие. А те, кто не занимается этим, мечтают заняться. У меня, помимо внешности, еще и голова на плечах, поэтому я добилась многого. И еще большего добьюсь, ты мне помешать не сможешь.

Гречин поднялся, взглянул в ее глаза, и вдруг ему показалось, что Марина вот-вот рассмеется. Ярость закипела в нем. Алексей закрыл глаза и произнес про себя: «Женщин бить нельзя, женщин бить нельзя…»

Снова открыл глаза и шагнул к телевизору.

– Я не собираюсь тебе мешать.

Вынул из проигрывателя диск и поглядел по сторонам в поисках коробки. Не увидев упаковки, просто положил кругляш в карман рубашки.

– Выброшу, – пояснил свои действия он, – чтобы никто больше не видел.

– Ты же знаешь, что я люблю тебя, – прошептала Марина, – вот что главное. А то, что на диске, – мелочи. Так, развлечение.

Она положила руки ему на плечи, но Алексей осторожно снял их.

– Теперь я знаю, какая у тебя работа.