Опасения Холла были небеспочвенны, Пелп хорошо понимал это, однако постарался, как мог, ситуацию сгладить.

– Не беспокойтесь. О том, чтобы связь между погибшим Ричардсоном и вами не всплыла, в Вашингтоне заинтересованы не меньше вас. Все необходимые меры уже приняты. И тем не менее, несмотря на то, что результатами вашей работы руководство весьма довольно, всю свою деятельность вам необходимо пока прекратить. Подчеркиваю: пока. До особого распоряжения.

Пелп видел, что Холла не удовлетворили его доводы, поэтому все оставшееся до встречи с Бредли время он не находил себе места. Небольшой оптимизм вселяло в него то одобрение, которое Пелп получил от своего руководства во время телефонного разговора, произошедшего после встречи с Холлом, по поводу приостановки работы. Ведь, отдавая утром Холлу такое распоряжение, он действовал на свой страх и риск. Риск оправдался. Сейчас все зависело от Бредли.

– У вас что, еще кто-то из окна выпал? – с порога спросил Бредли.

От такого вопроса Пелп аж закаменел.

– Почему? С чего вы взяли?

– Сужу по вашему виду. В гроб краше кладут, – Бредли не торопясь разделся и, как и утром, сел в то же кресло.

Пелп проводил его взглядом и качнул головой:

– Знаете… Ваши шутки…

– А вы напейтесь. Теперь, я думаю, вы можете себе это позволить. Только сделайте это после моего ухода, хорошо?

– Я именно так и поступлю. Чем порадуете?

– Это будет зависеть от того, что вы мне сейчас ответите.

Пелп постоял еще какое-то время, глядя на Бредли с раздраженным недоверием, затем сел в «свое» кресло и закинул ногу на ногу:

– Я вижу, вам нравится вить из меня веревки. Ну что ж, спрашивайте.

– Я не сторонник «вить веревки», мистер Пелп. Жаль, что вы этого еще не поняли, ну да бог с вами… Меня интересует вот что: утром вы говорили о каком-то препарате и даже упоминали его название. Сераним. Что это?

– Зачем вам это? Я ведь вам говорил, что эти сведения являются государственной тайной.

– Да? В таком случае, уважаемый мистер Пелп, я должен вам напомнить, что под угрозу раскрытия эту тайну поставили вы, а не я. Я лишь пытаюсь сохранить в тайне то, что должны были сделать вы. Да и выболтали вы мне уже достаточно, так что… – Бредли развел руками: мол, «чего уж теперь…» – А информация эта мне нужна на всякий случай. Должен же я знать, какой линии мне придерживаться, если после вашего отъезда ситуация вдруг станет выходить из-под контроля. Я не хочу «плавать» и выглядеть в глазах тех людей, которые могут задать мне вопросы, идиотом. Ведь не из-за язвы же желудка выпрыгнул с десятого этажа ваш Олсон-Ричардсон.

Пелп поднялся, подошел к окну и долго стоял, глядя сквозь стекло вниз на снующие машины, спешащих людей. С каким бы удовольствием он сейчас поменялся местами с одним из них: был бы токарем или грузчиком на складе или в магазине, спешил после работы домой или в булочную… Зачем ему все эти проблемы: какие-то тайны, секреты?..

– «Сераним» – это сильнодействующий наркотик, – тихо заговорил Пелп. – Получен он нашими учеными совсем недавно, хотя известен давно. С сорок третьего года. Тогда в швейцарской фармацевтической фирме «Кондор» некто Альберт Хофманн сумел получить его впервые. Этот наркотик – даже в малых дозах – позволяет контролировать поведение человека полностью. Это все, что я могу вам сказать.

«Значит, полет “Синей птицы” до сих пор продолжается, и размах ее крыльев после пятидесятого года стал значительно шире, – подумал Бредли, вспомнив свою командировку в Японию. – Ну вот, теперь все встало на свои места. Теперь понятно, почему задействовано Бюро по наркотикам… Точнее, не само Бюро, а человек оттуда. Подопытного материала в лице наркоманов у него достаточно. Трудно только поверить, чтобы ЦРУ пошло на испытание препарата на своих гражданах. Если эта информация подтвердится, и она появится в прессе…»

– Гарри, утром я видел, у вас был коньяк. Может, угостите, если не жалко, конечно. Коридорный принесет вам еще.

Пелп постоял еще какое-то время у окна, затем повернулся, подошел к бару и плеснул из бутылки в два стакана. Сейчас того восторга в его настроении, которое было утром от того, что именно Бредли подключили к этому делу, заметно не было.

– Учтите, ничего этого я вам не говорил, – Пелп подал один стакан Бредли, со вторым сел обратно в кресло. Его слова прозвучали неприкрытой угрозой. – И вы никому не должны этого говорить. Свою линию поведения – в том случае, о котором вы мне сказали – выстраивайте, не касаясь этой информации. Как вы это будете делать, не знаю, это дело ваше.

– Надеюсь, что делать мне этого не придется, – Бредли посмотрел коньяк на просвет, понюхал аромат и отставил стакан на столик. – Расслабьтесь, Гарри, все в порядке. И газетчики, и полиция вашу версию проглотили. Спокойно заканчивайте дела… по линии Министерства обороны и решайте другие свои вопросы. – Бредли пружиняще поднялся, подошел к вешалке и стал одеваться. – Я вспомнил, – кивнул он на стакан с коньяком, – ясная голова мне еще сегодня понадобится. Меня еще ждет мой шеф. Должен же я отчитаться в проделанной за день работе.

Уже взявшись за дверную ручку, Бредли вдруг повернулся и спросил:

– Если «сераним» – даже в малых дозах – позволяет полностью контролировать поведение человека, что же вы не проконтролировали поведение Олсона?

Пелп понял, что его уловку насчет неудачного гипнотического сеанса Бредли просчитал. Он продолжал сидеть и смотреть на Бредли. На его вопрос Пелп ответил вопросом:

– Вас никто никогда не называл удавом?

Бредли улыбнулся и вышел.

Несмотря на плотные шторы, абсолютной темноты в помещении не было: мигающий свет сотен тысяч лампочек вездесущей нью-йоркской электрической рекламы все равно проникал в комнату. Реклама всего – от жевательной резинки и нижнего белья до автомобильных гигантов и авиакомпаний – должна была находиться рядом с рядовыми американцами круглые сутки, даже тогда, когда они спали. Она давно уже перестала быть просто двигателем торговли, она превратилась в некий атрибут демократических принципов и свобод Америки.

Бредли удобно полулежал в большом мягком кресле, вытянув ноги и прикрыв глаза; на низеньком столике матово отсвечивала бутылка виски. К этой встрече он готовился четыре дня; на эту встречу он сделал ставку. Он понимал – риск огромен, но другого выхода, чтобы приблизиться к программе «Ультра», у него не было.

После встречи с Пелпом Бредли доложил Скоуну о том, что ему удалось выяснить и что он успел сделать. Он лишь не рассказал своему шефу то, что ему удалось узнать от Людвига: об участии в этом деле Пола Сэдлера и всего, что было с ним связано. Он также умолчал и о препарате «сераним».

Выслушав доклад Бредли, Скоун спросил:

– У вас есть какие-нибудь соображения по поводу этого проекта «Ультра»?