— Это твой научный проект, да? — сказал Кларенс. — Над чем ты сейчас работаешь?

— Ни над чем.

— Что значит ни над чем? Скажи, я хочу знать.

Джона посмотрел на него так, как будто был в этом не уверен. Он подошел к своему столу и взял округлый черный пластиковый предмет длиной тридцать сантиметров, с электрической вилкой и трехдюймовой металлической иглой на конце. Она выглядела как огромный гвоздь.

— Это что?

— Индукционная катушка.

— Зачем она?

Джона воткнул вилку в розетку на стене. Протянул иглу и коснулся руки Кларенса. Как будто проскочила маленькая молния, и рука Кларенса непроизвольно дернулась. Шок от удивления был сильнее, чем от разряда.

— Ух! Что это за штука?

Джона улыбнулся.

— Пять тысяч вольт.

— Пять тысяч! Не многовато ли... вольт?

— Это постоянный ток. Поэтому он не убивает.

— Так для чего твой проект? Для электрического стула?

— Нет. Мы сейчас проходим электричество. Во-первых, мой проект связан с молнией. Мне надо было написать объяснительную записку и сделать индукционную катушку — модель молнии. Но затем я взял себе еще вот это, — он показал одну из трех стеклянных трубок длиной сантиметров двенадцать, — там внутри неон. В других — Меркурий и водород.

Он поднес катушку к трубке, и сверкнула маленькая молния. Трубка вспыхнула оранжевым цветом.

— Вот это да, — сказал Кларенс, — а откуда цвет?

— Это подлинный цвет газа. Разряд просто выявляет его. Каждый элемент имеет свой собственный цвет. Этому посвящен мой проект.

Он прикоснулся к катушке трубкой с Меркурием, и она стала фиолетовой.

— Ты берешь этот спектроскоп, — сказал Джона отцу, — и он показывает тебе истинный цвет.

Кларенс видел, что там три линии: фиолетовая, желтая и зеленая посредине.

— Вот истинный цвет меркурия, — сказал Джона, — каждый элемент уникален. Катушка позволяет видеть вещи, такими как они есть.

— Меня впечатляет, — Кларенс протянул руку к катушке.

— Тут есть выключатель, — сказал Джона, — ты...

Кларенс поднес разряд к свободной футболке сына повыше

живота и нажал выключатель.

— О! Эй! — Джона выхватил ее и ткнул в Кларенса несколько раз. Отец забрал разрядник из рук сына и выключил из розетки. Они возились на полу спальни, боролись, смеялись, и, наконец, обнялись.

Женива стояла за дверью, улыбалась и вытирала слезы. Это продолжалось долго.

ГЛАВА 35

Кларенс увидел выражение лица Джейка, когда друг про-

100

тянул ему развернутую газету, и со страхом глянул на седьмую страницу.

«Житель северного Портленда Кларенс Абернати обвиняется в изнасиловании несовершеннолетней, а также в употреблении наркотиков и в снабжении наркотиком малолетней. Имя девушки мы не упоминаем, так как она несовершеннолетняя. Когда будут собраны доказательства, дело будет передано в суд. Абернати — журналист «Орегон Трибьюн».

Подписи не было, но Кларенс знал, кто держал руку на пульсе полиции и охотился за сведениями. Дэн Феррент не подождал даже обвинительного слушания, чтобы сделать грязное дело по отношению к своему коллеге.

Кларенс прошел в отдел, где тот работал. Джейк со своими длинными ногами за ним едва успевал. Репортеры расступались перед ним, как Чермное море перед Моисеем.

— Это что? — спросил Кларенс Феррента, швыряя газету на стол и показывая на статью.

— Я просто делал свою работу.

— Грязную работу, ты хочешь сказать.

— «Трибьюн» платит мне за то, что я это делаю. Я для этого нанят. Когда полицейский отчет завершен, он становится достоянием публики. Это честная игра для прессы. Поэтому мы и пресса.

— Я знаю, почему это называется прессой, Феррет, — Кларенс с удовольствием исказил имя, — но это не значит, что ты должен писать обо всем, что там видишь.

— Слушай, Абернати, я ничего не имею против тебя. Но это мы делаем со всеми, неважно, кто он. Я не думаю, что у нас должны быть любимчики. Честно, дав такую короткую заметку на седьмой странице, мы еще смилостивились над тобой.

— Милость? Почему вы не сказали мне об этом выпуске? Дайте мне шанс защититься. Разве это не стандартная журналистская практика?

— Не в этом случае. Это была короткая заметка только о фактах и обвинениях, только и всего. Сейчас не время и не место выдвигать встречные обвинения. Кроме того, я предполагаю, что твой адвокат не разрешил бы тебе говорить. Обычно они не разрешают.

— О фактах? Обвинение — ложь. И это не твое дело предпо-

101

лагать что-то. Я бы стал говорить. Неважно, что сказал бы мой адвокат.

— Кроме того, — продолжал Феррент, — я показывал это моему редактору, и он одобрил. Так что ты идешь против начальства.

— Беркли? Он одобрил это?

— Я этого не говорил. Просто кто-то наверху. Я знаю просто, что это прошло.

— Ты меня достал. Что случилось с презумпцией невиновности?

— Она по-прежнему соблюдается. Вот почему в статье говорится «обвиняется». Там не говорится «виновен».

— Никто не заметит этой маленькой разницы. Они просто запомнят, что газета связывает меня с изнасилованием и наркотиками.

— Это не моя проблема. Эй, если бы мэр был связан с наркотиками или убийством, ты не думаешь, что газета бы утаила это?

— Все, что требуется — это один человек, одна сумасшедшая старшеклассница, и можно сделать виновным любого в городе?

— Нет, если у него есть алиби.

— Ты все еще ездишь один на рыбалку, Феррент? Тогда где твое алиби во всех преступлениях, которые совершаются в это время в городе? У тебя нет алиби. Но это не делает тебя виновным, или как?

—