— Что ты знаешь о Египте?

— Египет — мать мира, а его фараон — царь царей.

— Кто твой любимый бог? — спросила она. Я насторожилась: вопрос был задан неспроста.

— Атон, ваше величество. — Я была вынуждена скрыть правду.

— А как же Амон?

— Амон только защищает империю, а Атон каждый день совершает над ней круг.

— Никто не властен над своим сердцем, но ты должна понимать, что Амон — глава всех богов.

— Я понимаю это, ваше величество.

— Скажи мне честно, — продолжила она, — твое сердце когда-нибудь знало любовь к мужчине?

— Нет, ваше величество, — без задержки ответила я.

— У тебя есть жених?

— Многие просили моей руки, но отец не считал их достойными меня.

Она пристально смотрела мне в глаза, а потом сказала:

— Должно быть, ты слышала разговоры о странных идеях наследника престола относительно Амона и других богов. Признайся, что ты об этом думаешь?

Я впервые не нашлась, что ответить. Молчание продолжалось до тех пор, пока она не сказала властным тоном: — Говори только правду.

— То, что таится в сердце, принадлежит только сердцу. Но традиционные связи между троном и жрецами нужно сохранять.

— Хорошо сказано! — вновь воскликнула царица. Казалось, она ощутила облегчение. — Расскажи мне о мужчине своей мечты. Каков он?

— Он обладает силой воина и душой жреца.

Она засмеялась.

— Вот это запросы! Будь твоя воля, кого бы ты выбрала — воина или жреца?

— Душа важнее.

— Ты говоришь честно?

— Да, ваше величество.

— Ты не похожа на других молодых женщин, — покачала головой царица.

— Жизнь без веры мертва, — сказала я.

— А вера без жизни?

— Нет веры без жизни и нет жизни без веры.

Она на время умолкла. Я пыталась скрыть возраставшее волнение.

— Ты видела наследника престола? — наконец спросила она.

— На празднике Хеб-Седа, ваше величество.

— Что ты о нем думаешь?

— В царевиче есть таинственная сила, отличающая его от других мужчин.

— Я имею в виду, что ты думаешь о нем как о муже.

От изумления я лишилась дара речи. Она повторила вопрос.

— Не могу найти слов, ваше величество, — дрожащим голосом ответила я.

— Ты когда-нибудь мечтала стать царицей?

— Мечты моей смиренной души так высоко не залетали.

— Неужели тебя не привлекает трон?

— Это небо слишком высоко, чтобы в нем парила моя душа.

Какое-то время Тийя молчала.

— Я выбрала тебя в жены сыну, наследнику престола.

Сила собственных чувств заставила меня зажмуриться.

Взяв себя в руки, я пролепетала:

— Но царевич не знает меня и не испытывает ко мне интереса…

— Он считается с моими желаниями. Я его мать, и он любит меня больше всех, — гордо сказала Тийя. — Я должна была найти ему подходящую жену. Увидев тебя, я поняла, что вы — пара. При этом я учитываю не только свои личные чувства, но и свои цели. — Я была сбита с толку и продолжала молчать. — Но ты должна помнить, что для царицы долг важнее всего остального.

— Государыня, я надеюсь оправдать ваши ожидания.

— Поклянись мне в верности до гроба, — решительно велела она.

— Клянусь, — ответила я, не догадываясь, какие беру на себя обязательства.

— Я уверена, что ты сдержишь слово.

Я была вне себя от радости и благодарности. Но попрощавшись с царицей и выйдя из ее кабинета, почувствовала себя так, словно мои руки закованы в кандалы с царским клеймом.

Отныне я была рабыней царицы. Затем я вспомнила наследника престола и поняла, что величие души не делает его более привлекательным как мужа. Мне стало ясно, что за славу придется заплатить дорогой ценой.

Эта новость стала для моих родных громом среди ясного неба. Конечно, я понимала, что Мутнеджмет изнывает от зависти, а Тей частично разделяет ее чувства. И все же новость для моей семьи была радостная. Судьба возводила меня на египетский трон и поднимала их до уровня особ царской крови. Поэтому они осыпали меня поцелуями и поздравлениями.

Я вспомнила пророчество старика и вздрогнула, поняв, что оно частично сбылось. Интересно, как сядет на престол Мутнеджмет… Видимо, сестра тоже вспомнила пророчество и нашла в нем некоторое утешение.

— Отныне твоя мать может спокойно спать в своей могиле, — сказал отец, когда мы остались в его комнате одни.

— Надеюсь, — грустно ответила я.

— Дочь моя, кажется, ты не слишком рада, — смерив меня взглядом, с улыбкой промолвил он.

— Действительность страшнее всякого воображения, — серьезно ответила я.

— Судьба не могла дать тебе большего шанса на счастье.

— Отец, ты уверен, что я буду счастлива?

— Трон принесет тебе славу, но счастье — только в твоем сердце.

— Я верю тебе, отец.

— Я буду просить богов даровать тебе и славу, и счастье.

Брак был заключен с необычной поспешностью.

Роскошь состоявшегося во дворце праздника была достойна великого царя Аменхотепа III и его любви к мирским удовольствиям. Тийя отвела меня в золотую комнату и усадила на царскую кровать, сверкавшую золотом. Я надела прозрачную ночную рубашку, сквозь которую просвечивало обнаженное тело. Вскоре появился наследник престола. Когда он открыл дверь, в стенах отразились отблески пламени факелов. Он снял одежду и остался в одной прозрачной набедренной повязке. Глаза царевича сияли. Он подошел, остановился, взял мои ноги и прижал их к своей груди.

— Ты — солнце моей жизни, — прошептал он. Моя душа радовалась его близости, но тело корчилось. Он продолжил: — Я полюбил тебя на празднике Хеб-Седа. Вечером я пошел к матери и сказал, что хочу взять тебя в жены. — Он весело засмеялся. — Сначала она мне отказала. Не хотела, чтобы я женился на девушке нецарской крови. Когда я напомнил, что она и сама нецарской крови, мать сделала вид, что рассердилась, и сменила тему. А в следующий раз сказала, что познакомилась с тобой, и дала согласие.

Я вспомнила, как Тийя говорила, будто мой брак с наследником престола — ее идея, и скрыла улыбку. Похоже, Эхнатон ждал от меня ответа. Желательно правдивого.

— Я верила в твоего Бога еще до знакомства с тобой.

— Какое счастье! — воскликнул он. — Ты слышала о Нем от Эйе?

Я кивнула.

— Нефертити, ты — первая женщина, которая в Него поверила, — сказал царевич.