К тому же переживание встречи с природой уже не ограничивается тем временем, какое человек проводит непосредственно на природе. Интернет животных круглосуточно соединяет нас с природой в Сети, обеспечивая доступ к ней из любого места и в любое время. Стоит только захотеть, и мы узнаем, как дела у наших друзей-зверей на воле. Восприятие природного мира выражается в разнообразии чувств, виртуальная и подлинная реальность беспрерывно напластовываются друг на друга. Так создается образ природы, который можно определить понятием «дополненная реальность» (augmented reality). Дополненная реальность означает: видеть больше, чем видишь на самом деле.

Тем самым мы постепенно учимся думать о связи природы и техники не так, как привыкли, и не так, как научились раньше. Пара противоположностей «природа и техника» – постоянная составляющая дискурса постиндустриального общества. Фундаментальная оппозиция органической и неорганической систем стала подтвержденной гипотезой, она даже не обсуждается, а потому стоит на пути новых предпосылок. Можно возразить, мол, солнечная энергия, энергия ветра и геотермия свидетельствуют о преодоленном противоречии между природой и техникой, являясь симбиотическими формами природы и артефакта. Но именно зеленая энергетическая революция дает удачный пример непреодолимости этого противоречия. Ведь речь всегда идет о технике защиты окружающей среды, а не о природной технике. Таким образом делается различие между природой, которой не следует соприкасаться с техникой, чтобы сохранить первозданность, и окружающей средой, которая предоставлена для симбиоза с техническими структурами, но в конечном счете уже является не природой, а постиндустриальным пространством, где былая «природа» систематически эксплуатируется. Солнечная электростанция – это уже не природа, а промышленный энергетический комплекс. То же относится к прибрежным ветровым электростанциям.

Постоянный дискурс лишь обостряет оппозицию природы и техники, вместо того чтобы ее разрешить. Еще радикальнее пытаются разделить животных и технику. Сторону первых принимают для того, чтобы выглядеть добренькими и сохранившими пакт с матушкой Землей. Якобы лишь так можно однозначно судить о техническом прогрессе и вообще о том, сколь далеко мы можем зайти. И где он, предел развития. Но при этом не учитывается, что выживание многих видов уже сегодня напрямую зависит от технических структур – снимков со спутника и датчиков. Короче говоря, картина свободной от техники природы есть миф, который сочинил вытесняемый техникой человек, чтобы облегчить свою душу.

Вместе с устранением противоречия между природой и техникой создается также новое понятие красоты. Промышленная техника, то есть техника не ручного производства, не может быть красивой, ибо ее форма отвечает ее функции, а облик – закону серийного выпуска. Красота индивидуальна, а экономическая логика, благодаря которой и существует техническая продукция, отрицает индивидуальность, поскольку та не подчиняется закону серийности и сокращает маржу. Конечно, автомобили, часы, тостеры характеризуются и рекламируются так, будто их породила сама природа. Но каждый раз, когда для похвалы в адрес техники подбирают эстетические аргументы, это становится лишь имитацией природы. Бионический дизайн считается красивым, потому что в нем мы распознаем природные формы, – это, например, крыло автомобиля или фюзеляж самолета. Техника не породила собственной красоты. В том и состоит задача природы после природы. Она создаст красоту приближенности и аутентичности, ту красоту, которая состоит не в любовании ею, а в экзистенциальной близости: красоту бытия.

Качество картинок, предоставляемых нам природой, тоже изменится. Образ природы для нас будет создавать не сверхскоростная съемка в высоком качестве, а нечеткие, размытые, с плохим разрешением черно-белые моментальные снимки, которые доберутся до нас из лесов и рек, гор и пещер. Будущий фильм о животных не продемонстрирует нам уникальную съемку редкой панды в далекой китайской провинции – результат нескольких недель пребывания в маскировочной палатке. Нет, это будут вроде бы самые банальные кадры с лисой или косулей в лесу или на соседнем поле. Однако такие картинки не вызовут скуку, они обеспечат новое и достоверное восприятие природы. Они превратят обыденное в экзотику.

И тогда мы уже не сможем говорить о природе так, будто это чуждая нам система. Мы будем воспринимать природу как мир, всегда окружающий нас, вступим в интерактивное общение с нею, сами того не замечая. То, что мы научились функционально и прагматически называть окружающей средой, обретет контуры и краски. Природа – это будет всегда окружающая среда, или среда, окружающая человека. Тем самым природа вновь станет реально существующей для нас атмосферой, пульсирующим жизненным пространством, которое вбирает в себя человека и к которому человек принадлежит. Она предстанет сетью видимых и невидимых взаимосвязей, объединяющей всех живых существ. Природа и теперь не позволяет себя отстранить или исключить, скорее она сама прорывает границы, поставленные экологической активностью человека. Самовластно возвращается она в зону цивилизации, куда ее не допускают. Дикие звери, врывающиеся в города, – такие же явления природы, как и растения, пробивающиеся сквозь асфальт. Учебные полигоны бундесвера[4] сегодня богаче видами, чем некоторые природные заповедники, куда десятилетиями вкладывают деньги.

Поскольку природа самостоятельно нарушает и разрушает границы между «природой» и «цивилизацией», то возникает и новое понимание дикой природы, глухой местности. Теперь это уже не антоним цивилизации и не a priori первозданное пространство в духе Руссо, куда нельзя и ногой ступить. Дикая природа возникает там, где достигнуто равновесие между силами природы и цивилизацией103. Дикая природа вовсе не должна быть сферой уединения, как утверждали американские трансценденталисты, праотцы экологического мышления104. Отныне существует новая форма дикой природы, пересеченная виртуальными оградами и пронизанная радиосигналами. Там человек может спокойно передвигаться, выполняя свои цивилизаторские задачи, а к ним путем интерактивной связи приспосабливаются и звери.

Дискурсу о природе придется изменить систему ценностей, ибо уже не придется рассматривать со всех сторон понятие постоянства, которое до сих пор задавало основное направление мысли. Придется сконцентрироваться на понятии резильентности. Постоянство означает полную сохранность вне времени, а также противостояние любым переменам. Биотоп панды и первозданный лес – это идеологические попытки консервации, но в реальности и в этих биотопах может разразиться кислотный дождь. В реальности и там распространяются заразные болезни, а разносчиками их становятся животные. В реальности и туда проникают инвазивные виды, разрушая поголовье животных и растительный мир.

Статичность принципа постоянства негативно проявляется и в других случаях. Вот, например, сертифицированные по системе LEED и энергоэффективные небоскребы на острове Манхэттен. Они первыми пали жертвой урагана Сэнди на восточном побережье Соединенных Штатов: там немедленно погас свет, отключилось энергоснабжение и начался потоп105. Ураган Сэнди не затронул бы Нью-Йорк так сильно, если бы там своевременно была создана более легкая и подвижная инфраструктура с дополнительной подводкой электроэнергии, способная в чрезвычайных обстоятельствах переключиться на солнечные батареи или на топливный бак в подвальных помещениях. Даже в случае небывалого наводнения такие здания могли бы функционировать и дальше. Это были бы умные строения, способные сами себя восстановить.