— Сегодня.., вечером? — прошептала Аспазия.

— Существует много причин такой поспешности, — сказал маркиз, — кроме этой подушки между нами.

— Какие?

— Прежде всего я хочу, чтобы ты принадлежала мне, и я хочу иметь возможность защищать тебя от твоих собственных страхов, — отвечал маркиз. — Затем, хотя твой дядя должен быть здесь на венчании, я думаю, что ему следует поскорее возвратиться в Малый Медлок, чтобы проследить за соблюдением интересов Джерри.

Аспазия поняла, что, как только станет известно о гибели герцогини, миссис Филдинг и другие слуги сомнительной репутации разворуют все имущество в доме, который теперь принадлежит Джерри.

— Все уже предусмотрено, — продолжал маркиз. — Как только известия о смерти герцогини достигнут Ньюмаркета, моему агенту будут даны инструкции немедленно проследовать в Гримстоун-хауз с местными адвокатами.

Аспазия тихо лепетала слова благодарности, — Они все возьмут в свои руки, — продолжал он, — и сделают опись имущества в особняке. Твой дядя же, когда прибудет туда, пользуясь огромным уважением жителей, проследит за тем, чтобы люди с дурной славой и нежелательные в поместье были немедленно уволены.

— Ты предусмотрел.., все! — воскликнула восхищенная Аспазия.

— Я пытаюсь делать это, — сказал маркиз, — но в данный момент мне трудно думать о чем-либо, кроме тебя.

— Я не верю, что.., ты.., действительно.., любишь меня.

— Я заставлю тебя поверить в это.

— Я думаю.., что я на самом деле.., вижу сон, — сказала Аспазия, — Сон о моей любви и о том, что.., ты любишь меня.., и о том, что мне не нужно.., больше.., бояться.

С легким содроганием она добавила:

— Мне кажется, что я.., боялась всю.., жизнь… Но.., особенно с тех пор, как я.., вошла в… Гримстоун-хауз.

— Когда ты войдешь туда снова, это будет совершенно иное место.

— Ты.., пойдешь туда.., со мной?

— Не только в Гримстоун-хауз, — ответил маркиз, — но и всюду, куда пойдешь ты. Я знаю, моя любимая, что нужен тебе так же, как ты нужна мне.

— Я нуждаюсь в тебе! Я отчаянно.., нуждаюсь в тебе! — воскликнула Аспазия. — Теперь, когда ты держишь меня в своих объятиях, я ничего не боюсь, но, хотя ты подумаешь, что это очень.., глупо, я буду вновь.., в страхе, в ужасном… страхе, если когда-нибудь.., останусь одна.

— Для этого я здесь, чтобы предотвратить это, — сказал маркиз и поцеловал ее вновь.

Он подумал, что немногие женщины смогли бы проявить столько мужества и столько разума после всего, через что она прошла.

И тем не менее он был достаточно чуток и восприимчив, он понимал, что ужасы последних дней не сразу сотрутся из памяти Аспазии.

Единственное, что может помочь ей в этом, — возможность мыслить о чем-либо ином. А что может оказаться более действенным средством, чем любовь?

Ему самому было трудно поверить в то, что он влюбится любовью столь полной и столь непреодолимой. Он всегда был уверен, что подобное с ним не случится.

Уже в ту первую ночь в Гримстоуне он знал, что Аспазия отличается от всех, с кем он встречался до этого.

Когда же он наконец осознал, насколько чиста и невинна она, он понял, что она уникальная, не только своей красотой, но и ее характером и личностью.

И все же некая неколебимая, саркастическая часть его разума твердила ему, что молодая девушка, выросшая в доме священника и ничего не знающая о мире, в котором он вращается, не может значить многое в его сложной, хорошо организованной жизни.

Он всегда уверен в своей самодостаточности.

Тем не менее, когда он уезжал от священника, оставив там Аспазию, у него возникло непреодолимое чувство, будто он теряет что-то драгоценное, чего никогда не найдет вновь.

И тот же его разум, который смеялся над ним и над его глупостью, заставил его уехать в Ньюмаркет после разговора с герцогиней.

Однако совсем иная часть его призывала снова увидеться с Аспазией, убедиться, что она действительно отличается от всех других женщин, которых он когда-либо знал, что он не обманулся, когда впервые увидел ее.

Он думал о ней все время, пока ехал домой, где его ждал Чарли.

Он продолжал уверять себя, что происшедшее с ними у герцогини лишь очередной эпизод его жизни, который будет вспоминаться ему как забавный случай, и что до скандального поведения герцогини ему нет никакого дела.

Но все время, пока он рассказывал Чарли о том, что происходило в Гримстоун-хауз, он видел перед собой испуганные голубые глаза Аспазии, ощущал ее дрожь, как и тогда, обнимая ее рукой, уводил ее из столовой.

Когда же она неожиданно приехала к нему и вошла в его кабинет, сначала он ощутил неудержимую радость, а затем совершенно иное чувство — как он впоследствии признался себе — ревность, потому что ее сопровождал мужчина.

Аспазия обратилась к нему за помощью, и он увидел, как ужаснулась она всему, что творилось в доме священника, он понял, что для него уже нет спасения, да он и не желал этого, ибо жизнь его была уже невидимо сплетена с ее жизнью — навсегда.

Однако с его обычным острым чутьем и тонкой восприимчивостью маркиз хорошо осознавал, что не должен напугать ее еще сильнее, чем она уже напугана.

Он продолжал еще прислушиваться к предостережениям своего сознания, которое говорило ему, что было бы великой ошибкой действовать поспешно и неосмотрительно, и что, несмотря на его чувства к Аспазии, он слишком стар и искушен в жизни, чтобы стать мужем молодой девушки.

И вот ночью, когда Аспазия ворвалась в его спальню и прижалась к нему, ища защиты, и позднее, когда он вернулся и увидел ее, обезумевшую от страха за него, страха, что его убьют или ранят, он признался наконец себе, что влюблен неистово и безвозвратно.

Будучи человеком огромной самодисциплины, зная, что испытания травмировали ее, и поэтому она не могла мыслить ясно и принимать разумные решения, он повел себя как истинный джентльмен.

Однако ему было мучительно трудно не поцеловать Аспазию и, когда она спросила, может ли остаться с ним, не держать ее всю ночь в своих объятиях.

Впервые в жизни маркиз думал о женщине, а не о себе, и он лежал без сна, составляя планы, которые, он чувствовал, сделают Аспазию счастливой.

И теперь, видя ее радость, он знал, что принял верное решение и что его интуиция подсказала ему правильный путь.

Аспазия заглянула в его глаза и, удовлетворенно проворковав что-то, прижалась головой к его плечу.

Маркиз знал, она не хочет оставлять уютных его объятий, и поцеловал ее волосы:

— Тебе не надо беспокоиться ни о чем. Предоставь все мне. Я обещаю, все будет хорошо.

— Ты.., вернешь Джерри.., домой?

— Я видел, он очень обрадовался идее о морском путешествии, да и Чарли, я знаю, понравится тоже. Поэтому я подумал, может быть, стоит подождать, пока они доплывут до Плимута, а потом только отзывать их обратно.