Огромное здание накрывало всех своей тенью. Кирпич, изразец и стекло купола ловили первые солнечные лучи. Яркость эта была еще холодной, как и воздух. Тягостное воспоминание сжало сердце. Когда же последний раз он посещал христианскую службу? В Туре или где-то в другом месте? Тринадцать лет назад? Он так плохо в этом разбирался, что, по его мнению, в городе была только одна церковь. На самом деле собор недавно отстроили после пожара. Корентина будут посвящать сегодня в достойной обстановке.

Апулей, во главе городской администрации, уже поджидал его. Грациллоний подошел к ним и поздоровался. Все молчали. Он почувствовал неловкость и постарался не обращать внимания.

Двери за колоннами крыльца отворились. Из темноты храма раздались призывные мужские голоса:

— Входите, христиане. Входите для молитвы!

Откликнувшись на зов, они поднялись по трем ступеням и, минуя площадку, вошли в помещение.

Толпа двинулась вперед, вверх и внутрь. Фрески на стенах нефов, между окнами, и под куполом видны были лучше, чем изображение Христа Законодателя в апсиде, но свет, исходивший с востока, слепил глаза и ложился Ему под ноги. К алтарю поднимались три ступеньки, рядом стоял столик для пожертвований и шкафчик для церковных принадлежностей. В апсиде стояли священники в белых одеяниях. Поверх них были надеты далматики. Епископов было трое. Мартин сидел на резном стуле, чуть ниже, с обеих сторон, стояли табуреты двух его коллег. Долговязый Корентин, сложившись пополам, пригнул к ним голову. Другие священники сидели на табуретах. Ниже, в два ряда, расположился хор. Грациллонию он показался собранием фантомов. Мерцали свечи.

Городские чиновники заняли места за несколькими скамейками, поставленными для стариков и инвалидов. Далее спрессовалась толпа простолюдинов. Их было несколько сотен. Бесноватых заблаговременно увели. Дьякон с амвона призвал всех замолчать. Служители у дверей передали эту команду на крыльцо и площадь. Бормотание прекратилось. Минуту стояла оглушающая тишина.

Снова раздался голос дьякона:

— На колени.

Грациллоний слегка удивился. Он привык к тому, что прихожане, воздев руки, молились стоя. Может, теперь порядки изменились, или он что-то позабыл, или совсем не имеет понятия о том, как проходит месса? Он неуклюже опустился на украшенный орнаментом пол.

Священник поднялся на амвон в северной стороне собора и провозгласил:

— Богу-Спасителю верующих, даровавшему нам бессмертие…

Паства дружно выдохнула «Аминь», и все встали.

Из шкафчика протодьякон достал томик с еврейскими письменами и прочел:

— «Лучше бедный, ходящий в своей непорочности, нежели тот, кто извращает пути свои, хотя он и богат».[6]Люди встали на колени, а священник в это время читал второй пассаж. Потом опять все поднялись. Протодьякон призвал всех к молчанию. Второй дьякон достал богато переплетенный томик «Деяний святых апостолов» и, взойдя на вторую площадку амвона, провозгласил название и стал читать. Грациллоний подумал, что Мартин, должно быть, специально выбрал эпизод кораблекрушения Павла в честь старого моряка Корентина. Дьякон убрал книгу на место.

— «О, твари божьи, да благословит вас Господь», — пропели певчие. Прихожане дружно ответили. До парящей красоты хора им, разумеется, было далеко, зато в пении их ощущалась могучая сила. — Да славится Имя Его во веки веков.

Грациллоний молчал. Краем глаза заметил, с какой страстью присоединился Апулей к пению.

Младший дьякон тем временем зажег кадило. По церкви поплыл густой запах. Второй дьякон взял с алтаря книгу, младший дьякон покадил на нее. Затем дьякон отнес ее на третью, самую верхнюю площадку амвона. Положив ее на аналой, он произнес название и прочел стихи из Евангелия святого Марка. Сидевшие до тех пор священники встали.

— Да славится Всемогущий Бог, — сказала паства.

Далее прозвучали слова:

— Иисус сказал им в ответ: отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу.[7]

Книга возвратилась на алтарь, а певчие исполнили хорал из псалмов. И вновь протодьякон призвал к молчанию, а священник начал возвещать с амвона. Мысли Грациллония бродили вдалеке. Последовал еще один кондак.[8]

Грациллоний оживился, когда на кафедру поднялся епископ Мартин и начал свою проповедь. Речь его была краткой и емкой. Основана она была на тексте из Евангелия. Грациллонию показалось, что взгляд священника был устремлен на него.

— …Делать то, что велит нам кесарь, или то, что необходимо для поддержания жизни и приличий, недостаточно. Все это может обратиться в изощренный соблазн. Хорошо, когда мы поступаем достойно, но не следует переусердствовать в этом, ибо такие деяния обращаются в свою противоположность — гордыню, и это отвлекает нас от куда более высокого долга — служения Господу нашему…

Похоже, это упрек. На время он эту мысль отставил, так как епископы подвели Корентина к Мартину. Они формально назвали ему кандидата и хором возгласили:

— Святой Отец, церкви Аквилона и Конфлюэнта просят вас утвердить сего священнослужителя в сане полного епископа.

Сердце Грациллония учащенно забилось.

Мартин повернулся к ним.

— Вы ходатаи за тех, чьим пастырем он будет. Считаете ли вы этого человека достойным?

Принадлежность к вере в данном случае значения не имела. Епископа должно принять все общество. Когда и Грациллоний ответил: «Он достоин», то заметил, что заикается. С чего бы это? Ведь ритуал посвящения был известен ему заранее.

Согласно ритуалу, Мартин задал Корентину ряд вопросов. Последние вопросы были о правоверности и намерениях кандидата. Ответы тоже были традиционными, но в них звучало искреннее чувство. Под конец Мартин сказал:

— Да хранит тебя Господь, да благословит Он тебя на великие подвиги во имя добра.

Младший дьякон вынес Корентину ризу. Богатое голубое одеяние с блестящей золотой вышивкой сидело на нем неловко, зато сделано оно было с любовью руками местных мастериц. Он преклонил колени. Мартин прочитал молитву, в которой выразил надежду на успешное служение нового епископа народу и Богу. Все три епископа возложили ему на голову руки.

— Прими Святого Духа, — возгласил Мартин, — ради служения в новом сане, пожалованном тебе и подтвержденном возложением наших рук. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь, — Корентин поднялся с колен и поклонился.

Протодьякон объявил об окончании церемонии. Новообращенным, грешникам и язычникам пора было уходить. Грациллоний почувствовал на своей спине взгляды Мартина, Корентина и Апулея. Это показалось ему чудом, которое он отрицал. Секреты христианской церкви не слишком охранялись — не то что в митраизме, — так что он более-менее представлял, что теперь будет происходить в храме. И все-таки было обидно, что его не допускают к продолжению службы.