— Ты смеешься надо мной?

— Ни за что! — его голос дрогнул, стал хриплым и низким, но напряжение выдавало его веселье. — Я вижу, что ты остро ощущаешь это. Я не стал бы смеяться над такой болью.

— Угу, — я закатила глаза и беспомощно всплеснула руками. — Ладно, знаю, я звучу глупо. Это просто платье! Но… ты не знаешь, как больно быть так близко к чему-то идеальному, красивому. Быть почти там, но…

Я быстро стиснула зубы, пока не выругалась. Я уже достаточно опозорилась для одной ночи, я не буду добавлять в этот позор еще и нелицеприятные выражения. Я сжала кулак и ударила по подлокотнику.

— Я не могу объяснить, — я вздохнула. — Просто… не могу.

— Оно красивое.

Смех пропал. Его голос гудел, словно самая низкая нота струнного инструмента. Голос мерцал силой, и она дрожала во мне странно, это на миг потрясло меня.

Но я тряхнула головой и недовольно посмотрела на него.

— Не пытайся изменить свои слова. Довольно милое. Так ты сказал. Но это не означает красивое. Меня так не утешить!

Он рассмеялся снова, но музыкальный гул звучал в его голосе. Он послал дрожь по моей спине, но ощущение не было неприятным. Наоборот. Я вжалась в кресло, желая скрыться в подушках от его взгляда. Я услышала, как он подвинулся в своем кресле, ощутила, как он склонился ко мне.

— Я не это имел в виду, — сказал он. — Платье… не мне судить о таком. Я не умею отличать разницу между милым и изысканным. Но я знаю многое о магии и, прости за такое слово, пыле.

Я моргнула. Мне нужно было что-то сказать? Но что?

— Я… кхм…

Он продолжил:

— Я ощущаю пыл в твоем духе! Такое я еще не видел. Фейри, как ты знаешь, не умеют творить. Наши создания — только иллюзии. Даже наши самые чудесные замки, сохранившие роскошь за века, построены другими. Мы можем только заявлять, что они принадлежат нам. Пыл настоящего творца — это восхитительное зрелище! Пыл исходит от духа, яркий, как сама квинсатра, окружает тебя ореолом. Аура чистой силы. Это… ты… ослепительная.

Ослепительная?

Мой рот раскрылся. Я была ошеломлена, глупа.

Ослепительная?

Я никогда в жизни не была такой, и я хорошо это знала. Я редко выходила гулять с компанией, а когда делала это, оставалась в тени у стен, пока другие яркие девушки привлекали к себе внимание. У меня не было опыта общения, да и испытала я в жизни так мало, что не смогла развить множество интересов или мнений. Я не была ослепительной… Это была шутка.

Я села прямее, бессмысленно провела ладонью по волосам.

— Теперь ты шутишь.

— Нет! — выпалила тень, напряжение в голосе было почти болезненным. Смех пропал из его голоса. Я смотрела на него. Мне показалось, или он протянул ко мне руку, но передумал и убрал ее от света лунного огня?

— Валера, — сказал он.

Мое сердце забилось быстрее от моего имени, произнесенного им. Я вряд ли смогу привыкнуть к этому ощущению, к нити между нами. Мое дыхание дрогнуло.

— Валера, если бы ты могла отдаться своему пылу, если бы не было оков и тревог, что бы ты сделала?

Никто еще не спрашивал меня о таком. Какая разница, что я сделала бы? Я делала, что могла, и все. И у меня не было времени мечтать.

Я подняла голову и прищурилась.

— Я бы вернулась к Бриэль, — хоть слова были твердыми, они звучали пусто. Но это не могло быть правильно! Я хотела воссоединиться с сестрой. Верно?

Лорд Димарис покачал головой, тяжелая тень медленно двигалась.

— Я не об этом спросил.

Я ощущала вес его вопроса. Этот вопрос много лет задевал мое сердце, но я всегда прогоняла его, отказывалась обдумывать.

Что я буду делать в мире, где у меня нет ответственности? В мире, где я могла выбрать свой путь, то, что мне нравилось. В мире, где я была по-настоящему свободной.

— Я бы… — я утихла, боясь ответа, который поднимался по горлу к кончику языка. Вместо этого я ответила тем, что звучало хорошо, но раскрывало мало. — Я бы стала учиться, стала бы настоящей швеей. А потом открыла бы мастерскую.

— И это… — он помедлил, словно подбирал осторожно слова. — Это обрадовало бы тебя?

Я пожала плечами.

— Это обеспечило бы нам жизнь.

Он выдохнул слово, которое я не понимала. Но я понимала раздражение в его голосе, от которого мурашки побежали по коже.

— Но что тебя обрадует? — спросил он. — Чего ты на самом деле хочешь, Валера?

Вот. Он снова использовал мое имя, потянул нечестно за нить между нами. Потянув меня к себе, потянув мое сердце, мою душу.

Зачем он делал это? Почему так сильно пытался… понять меня? Это не было важно! Ему нужна была невеста на год и день. Любой, кто был готов посидеть тут этот срок, подходя под заданные им параметры. Не было причины лезть глубже.

Не было повода снимать слои защиты, которые я собрала вокруг себя за годы.

Но когда он произнес мое имя, я… не сдержалась. Моя защита слабела. Я ощущала глубины своей уязвимости. Это меня пугало. И все же…

Я не могла отрицать, что ощущение было приятным.

— Если… — я замолкла и сглотнула, смочив сухое горло. — Если бы был мир, где я могла принимать такие решения сама… если бы это было возможно… то я днями изучала бы возможности, как начала с этим платьем. Я бы… в этом воображаемом мире… у меня был бы безграничный запас прекрасных тканей и нитей, бесконечное время, чтобы делать с ними то, что я захочу. Я бы создавала произведения искусства для всяких людей: милых, простых, даже уродливых. Пока мои клиенты доверяли моему вкусу, я бы наряжала их чудесно, раскрывая то, что подчеркнет их истинную красоту.

Это было опасно. Я никогда не давала мыслям такую свободу. Куда они могли меня привести? Только к недовольству. Разочарованию. Даже отчаянию.

Но теперь я начала и не могла остановиться.

— Если бы у меня была свобода, я бы раскрыла возможности, которые другие еще и не начали искать. Увидела бы, где мода настоящего и идеи прошлого могут пересечься, стать чем-то новым, чем-то… необычным. И я бы не позволила узору или веяниям моды диктовать правду, ведь наряд должен быть индивидуальным. Я бы показала, как все должно быть в этом деле.

Я видела все те картинки, которые плясали в моем воображении годами, страдающие от