— Если так, — сказал Святослав, — то получается, что их опасения не оправдались: все цело. А если они боялись химического отравления, то в единой базе данных обязательно имелось бы предупреждение: возможна сильная токсичность. Каждая зона обязана сообщать другим об опасности такого рода.

К ним подошел Иоанн, дотоле бродивший по залу, с любопытством приглядываясь к приборам.

— Командир, можно мне пойти в жилой отсек?

— Иди, — разрешил Святослав. — Мы тоже скоро придем.

Когда Иоанн ушел, он сказал:

— Кирилл, вызови-ка на экран ту таблицу, про которую ты говорил. Насчет вылетов вертолетов. Хочу кое-что прикинуть.

Кирилл сделал, что требовалось, и, видя, что Святослав углубился в изучение каких-то данных своего мини-миракля и таблицы, спросил:

— Не возражаешь, если я тоже схожу в жилой отсек? Потом займусь гаражом.

— Хорошо. Оставьте что-нибудь из благ цивилизации и на мою долю. Горячую воду хотя бы, если она там есть.

Кирилл покинул зал, а Святослав занялся поисками ответа на вопрос: куда седьмого мая прошлого года летали вертолеты? Исходил он из того, сколько часов они провели в воздухе, что позволяло — впрочем, весьма приблизительно — определить дальность полета.

Шестерка, ушедшая из зала первой, быстро добралась до цели. Открыв одну из дверей, они увидели обычную жилую комнату. Из нее другая дверь вела в ванную. Зайдя туда, Фома повертел краны: из них полилась вода.

— Вот это да! Даже горячая есть! — восхитился он. — Молодец Искариот! Мария, можно я потру тебе спину?

— Ты сначала себя отскобли, — вмешался Симон. — Без скребницы трудновато будет.

Фома ухмыльнулся:

— Одалживать ее у тебя я не стал бы: любая скребница о твою шкуру уже давно стерлась бы.

Мария решительно сказала:

— Замолчите и убирайтесь отсюда. — Она сунула руку под теплую струю, и на ее лице расцвела улыбка. — Эта ванная моя.

Мужчины вышли в коридор. Фома на пороге приостановился:

— А может, мне остаться? Из меня получится отличный банщик.

Мария запустила в него губкой.

— Катись, пока я тебе кое-что не ошпарила!

— Да ты, оказывается, извращенка с садистским уклоном, — осуждающе заметил он. — Лучше пойду-ка я отсюда подальше. — И он скрылся за дверью.

Мария разделась и, что-то напевая, забралась в быстро наполнившуюся горячей водой ванну, задернув занавеску с пестрым рисунком. Вот оно, настоящее блаженство! На полке стояла пластмассовая бутылочка с жидким мылом. Мария щедро плеснула его в воду, себе на грудь и на живот. Растерла ладонями вспенившуюся жидкость и легла. Длина ванны не позволяла вытянуться во весь рост, и ее полусогнутые в коленях ноги упирались в один край ванны, а затылок лежал на бортике другого. Мария закрыла глаза. Как хорошо! Чего бы ей хотелось еще? На ее губах возникла смутная улыбка. Если бы здесь был Святослав, то, пожалуй… Она тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли и желания, для которых сейчас было не время, смахнула пену с груди и вздохнула. Потом подумала, что вода чересчур горячая, надо сделать чуть похолоднее, села и потянулась к кранам.

Оставшись в зале один, Святослав просмотрел карту местности вокруг зоны, но ничего интересного не обнаружил.

«В конце концов, какое нам дело до того, куда и зачем летали эти чертовы вертолеты и что стряслось здесь год назад, — решил он. — Завтра утром мы уберемся отсюда, и точка».

Откинувшись на спинку вращающегося кресла, Святослав потянулся, затем встал. Он тоже заслужил право немного расслабиться. Принять горячую ванну и отдохнуть. Поднявшись, он напоследок еще раз огляделся и внезапно с мучительной остротой ощутил, насколько непривычно для него находиться в этом светлом, чистом зале со множеством приборов. Он был здесь чужим.

«Прав Симон, — с горечью подумал он, — мы превратились в крыс, роющихся на чужих помойках. Как там говорил Книжник? Путь к цивилизованности долог и труден, а возврат в дикость — короток».

Поднявшись по лестнице на второй наземный этаж, он направился в жилой отсек. Дверь была открыта настежь, и его взору предстало совершенно невероятное зрелище: Фома в чем мать родила склонился над голой Марией, лежавшей на кровати; ртом он приник к ее губам. Святослава почему-то больше всего поразила не вся картина в целом, а одна деталь: у совсем голого Фомы на плече болтался автомат. В этот момент Мария дернулась и закашлялась.

— Дыши, ну же, дыши! — сказал Фома. — Давай, рыженькая, давай! — Тут он заметил Святослава. — Она захлебнулась. Я услышал крик, прибежал, а она лежит в ванне без сознания. Должно быть, поскользнулась и ударилась головой.

Мария, все еще кашляя, с усилием выговорила:

— Дайте мне что-нибудь.

Святослав накрыл ее одеялом.

— Все хорошо, теперь все будет хорошо. Главное, что ты дышишь.

Фома, осознав, что он тоже голый, смущенно пробормотал:

— Я пойду, вы уж дальше сами.

Торопясь, он не закрыл за собой дверь как следует, и Святослав, закутывая Марию в одеяло, услышал из коридора хохот, а затем голос Симона:

— Ты откуда и куда в таком виде?

— Да отвали ты, Симон! — сердито огрызнулся Фома. — Не видишь, что мне одеться надо?

— Еще как вижу, я же не слепой! Потому и спрашиваю.

Мария вдруг села и приложила палец к губам, призывая Святослава к молчанию, сама напряженно прислушиваясь к доносившимся из коридора звукам.

Перебранка между Симоном и Фомой продолжалась, и к ним присоединился голос Фаддея, потом Филиппа, затем все перекрыл яростный возглас Фомы, которому Симон, очевидно, не давал пройти в комнату с одеждой, после чего Филипп властно сказал:

— Симон, довольно! Отойди, пропусти его.

Немного погодя раздался стук в дверь, и Филипп спросил:

— Как там у вас, порядок?

— Да, — отозвался Святослав. — Было бы еще лучше, если бы вы не орали, как стая взбесившихся обезьян.

В коридоре все стихло. Мария попросила:

— Закрой дверь поплотнее, — а после того, как Святослав это сделал, сказала: — Когда я была в ванне, кто-то стукнул меня по голове. Я потеряла сознание и захлебнулась бы, если б не Фома. А все подумали бы, что это несчастный случай.

Святослав стиснул кулаки. Ее снова пытались убить, и он опять не сумел защитить ее!

— Видела кто? — глухо спросил он, хотя знал, что ответ будет отрицательный, иначе она не стала бы говорить «кто-то», а сразу бы назвала имя.

— Нет, лишь силуэт за занавеской. Я почувствовала, что рядом кто-то есть. Обернулась и увидела за занавеской очертания фигуры. Потом удар по затылку. Больше ничего не помню до тех пор, пока не очнулась на кровати.