Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно, и тебе не нужно извиняться. Я вот еще о чем хотел тебя спросить… Днем, когда вы с Сидони одни, тебе комфортно? Приятно находится в ее обществе?
Дезире отвела глаза, прежде чем утвердительно кивнуть.
– Сидони – услужливая, вежливая, воспитанная и сдержанная девушка. Ничего общего с нашей служанкой – та трещит и балагурит без умолку.
– И поэтому со служанкой тебе намного веселее, верно?
– Нет, почему же! Что еще ты надумал? Я устала, сынок, так что будет лучше, если я лягу. Ты любишь Сидони, значит, и я тоже ее люблю. Мы будем мирно жить втроем, маленькой дружной семьей, и надеюсь, скоро вы подарите мне радость, сделав меня бабушкой!
Озадаченный Журден ласково поцеловал мать в лоб, что случалось нечасто. Она вздохнула от удовольствия и положила голову на подушку. Он погасил прикроватную лампу и вышел. На сердце у него было тяжело.
Роберваль месяц спустя, в субботу, 23 февраля 1929 года
– Вот, милые дамы, мы и на месте! – воскликнул Пьер, смеясь от удовольствия. – Выходите!
И он нежно посмотрел на сидящую рядом Жасент, на коленях у которой устроилась Анатали. Для них это был особенный день, какие нечасто случаются суровой квебекской зимой, – день, когда, несмотря на ледяной ветер и гололед, они все же решились сделать вылазку в город.
– Благодарим вас, шофер! – пошутила Жасент. – А теперь мы отправимся по магазинам – в чисто женской компании!
На работе Пьеру поручили доставить груз – сливочное масло и несколько головок сыра чеддер – одному важному покупателю в Роберваль. По этому случаю ему дали грузовичок на гусеничном ходу, и он пригласил с собой Жасент, радуясь тому, что может ее побаловать.
– Может, возьмем с собой Анатали? – тут же загорелась она. – Я бы сводила ее к фотографу Шабо! Лорик до сих пор ждет фото нашей племянницы!
Перспектива на несколько часов уехать из Сен-Прима радовала ее безмерно. Жасент сходила на ферму за девочкой, а потом повесила на свою дверь картонную табличку, на которой красными чернилами было написано: «ЗАКРЫТО». До города они добрались благополучно, и вскоре Жасент уже могла любоваться домами на бульваре Сен-Жозеф, элегантными крышами монастыря Урсулинок и массивным зданием больницы Отель-Дьё-Сен-Мишель, расположенным на берегу огромного, скованного льдом озера.
– Сколько же тут народу! – шепнула Анатали ей на ушко.
Малышка с восторгом разглядывала прохожих, витрины магазинов, проезжающие мимо повозки и автомобили. Поездка восхищала ее с самой первой минуты. Сидя рядышком с тетей, Анатали разглядывала бескрайние пейзажи, словно скатертью, укрытые чистым снегом. После нескольких недель, проведенных в заточении в обществе Альберты и Шамплена, она наслаждалась каждым мгновением этого неожиданного путешествия.
– Тут я вас высажу! – заявил Пьер. – А сам отвезу заказ. Встретимся возле набережной около полудня, мои прекрасные дамы, и пойдем в ресторан. Я вас приглашаю!
Он улыбался, светясь добротой и радостью, причины которой легко было объяснить: Пьер был счастлив оттого, что может доставить удовольствие своей жене и племяннице; ему приятно было думать, что он хороший супруг и щедрый, заботливый дядюшка.
– Договорились! До скорого, милый! – ответила Жасент нежно – столько любви читалось во взгляде серо-голубых глаз ее мужа.
Они обменялись робким поцелуем, при виде которого Анатали прыснула от смеха. Не прошло и минуты, как грузовик тронулся с места, выбрасывая из-под гусениц осколки льда.
– Анатали, дай мне руку! Первым делом мы зайдем к фотографу. Я прихватила с собой гребешок, чтобы тебя причесать. Вот увидишь, фотографироваться – это весело! Мсье поставит тебя на фоне большой картины с пейзажем и попросит не шевелиться и мило улыбаться.
– Я буду послушной, обещаю! Скажи, а дядя Лорик когда-нибудь вернется?
– Ну конечно, особенно если увидит, какая ты хорошенькая на фотографии!
Анатали встрепенулась от радости. Новая жизнь в Сен-Приме ей нравилась. Она уже начала забывать лишения, которые ей пришлось испытать в доме мельника в Сент-Жан-д’Арке, – частые окрики, холодные ночи на плохоньком матраце… Окруженная любящими родственниками, жизнерадостная, ласковая лакомка, – дочка Эммы и таинственного незнакомца маленькими шажками вступала в безмятежное будущее.
* * *
Выгрузив товар, Пьер позволил себе посидеть немного в кафе на улице Марку – его владельцем был его старый школьный товарищ. Потягивая чай с молоком, Пьер поболтал немного с другом, стоящим за стойкой бара, после чего вернулся к машине. Небо приобрело сероватый, металлический оттенок, и это его встревожило.
«Если пойдет снег, обратная дорога будет труднее, чем утром!»
Пьер еще какое-то время постоял на тротуаре, засунув руки в карманы и глядя в небо. И вздрогнул, когда с ним заговорила женщина:
– Мсье Пьер Дебьен! Какой приятный сюрприз!
Он узнал резкий голос Эльфин Ганье и без особого восторга перевел на нее взгляд. Молодая женщина была в роскошной шубе и шапке из такого же меха, из-под которой выбивались ее белокурые волосы, подстриженные в форме каре.
– Здравствуй! – сдержанно произнес Пьер.
– Здравствуй!
Три месяца Эльфин была его любовницей, но встречались они нечасто, чтобы не вызвать подозрений у ее родственников, зажиточного робервальского семейства. Пьеру вспомнилось, как она, голая, лежала под ним – томная, только-только испытавшая любовный экстаз, – и внезапно испытал сильное замешательство.
– Как поживаешь? – спросил он, глядя на сани с запряженной в них лошадью, проезжающие мимо по дороге.
– Прекрасно! – заверила его собеседница. – Мы с Валлансом пережили сердечную драму, каждый свою, когда узнали из газет, что вы с Жасент женитесь. Но ничего, мы справились. Поездки в Нью-Йорк оказалось достаточно, чтобы вновь почувствовать любовь к вечеринкам. А вот нашей кузине Фелиции понадобилось куда больше времени, чтобы прийти в себя! В течение нескольких часов узнать, что ее муж, пусть изменник и преступник, покончил с собой, и потерять новорожденного – испытание, какого я никому не пожелаю!
– Тут я с тобой согласен. Твой брат писал нам об этой трагедии.
– Угостишь меня чашечкой кофе или чаю? Мне нужно согреться. – Эльфин была взволнована куда больше, чем хотела показать. – У меня еще много новостей, но на улице холодно, а мы стоим на самом ветру!
Пьер чуть помедлил, думая, что ответить «нет» было бы невежливо. До встречи с женой и племянницей оставалось еще сорок минут.
– В такой малости я не могу тебе отказать, – неуклюже ответил он, словно был ей чем-то обязан.
Молодая женщина поджала губки, подведенные ярко-красной помадой, и бросила на Пьера кокетливый взгляд. Он же думал о том, что теперь она слишком манерна и уже не так хороша, как в его воспоминаниях. Со своей стороны, Эльфин понемногу подпадала под его невероятное, покоряющее всех очарование. Душевное смятение она попыталась спрятать за язвительностью – прежде чем они успели войти в Café.