Я не желала предавать подругу, но все же уронила голову на стол и залилась смехом.

Ну Ирка, ну дуреха! Заставлю ее прочитать книжки, проведу беседу и напугаю — не научишься как следует сексом заниматься, Петя неизлечимо заболеет. Это соответствовало действительности с точностью до наоборот. Из-за застоя крови в нижнем тазу страдают как раз женщины.

От второй рюмки я не отказалась. От последующих тоже. Мы ушли от скользкой темы, и теперь Петя рассуждал на тему «бабы дуры вообще»:

— Пойми! Женщина занимает важную, но часть в жизни мужчины. Часть! — полемически воскликнул он и поднял палец вверх.

— Тише, родителей разбудишь, — Эта часть, — Петя громко зашептал, — да, не скрою, с годами уменьшается. Но, ешкин корень, твердеет! Смотри, — он выдвинул на середину стола почти пустую бутылку водки, — это женщина. А вокруг, — он принялся кружить рюмками, — вокруг события, факты, комментарии. Работа, спорт, политика и прочие удовольствия, в которых никому! — опять погрозил пальцем, — никому мы не позволим!..

И тут я увидела нечто невообразимое, К вставке из рифленого стекла в кухонной двери припал силуэт. Екатерина Игоревна! Подслушивает! Аккуратная раковинка старушечьего ушка прилипла к стеклу, угадывались и валики бигудей на голове.

Я захлопнула ладонями рот и затряслась от беззвучного хохота. Петя сидел спиной к двери. Он досадливо сморщился:

— Ну что ты ржешь? Все вам хи-хи да ха-ха. Лучше бы послушала умного человека. Пока я жив. Пока твоя распрекрасная подруга окончательно не превратила меня в пищеварительного болвана.

— Петечка, — я молитвенно сложила руки, — ты вернешься в семью?

— А куда еще денусь?

Я так возликовала, что едва не бросилась ему на шею. Но вовремя бросила взгляд в сторону двери. Ушко медленно отлипло, и силуэт удалился.

Настроение у меня вдруг сделалось замечательным, мысли приобрели законченность и гениальную простоту. Мне казалось, что я способна разрешить все проблемы мира, а остальные люди, несмышленыши, должны меня слушать и поражаться моей прозорливости. Для начала я считала необходимым поделиться с Петей (не одному ему философствовать) рассуждением о сети человеческих рук, опутавшей землю.

В голове все было четко и понятно, но в изложении получалось путано. Слова, вырывавшиеся из моего рта, почему-то норовили сжаться в середине, так что оставались только приставки и окончания или вообще только согласные звуки. Я хотела сказать «например», а получалось «нпрмр», вместо «человечество» — «чество», «исключительно» превратилось в «исчитьно».

— Юлька, ты опьянела, — констатировал Петя.

— Нич пдбного, — возразила я, безуспешно пытаясь наколоть на вилку скользкий грибок. Грибы бегали по тарелке, вываливались на стол, и ни один не хотел быть пойманным. — Щас ка-а-ак раз!

От резкого движения тарелка подпрыгнула и перевернулась.

— Все, — сказал Петя, собирая грибы с пола, — больше тебе не наливаю.

— Я не пьныя, ну немножк. Я хочу тебе сказать, что ты млдец, что, млдец, не сказал, что женился на Ирке, потомучт был беременный. То есть она была, ну ты пнял.

— Ты умом тронулась, мать. Это же был мой ребенок. Юлька, никогда тебя пьяной не видел. Кофе сделать? Как ты домой поедешь? Может, заночуешь у нас?

— Низчто. Что скажут Ек-ек. — Имена Петиных родителей мне решительно не давались.

Я стала хихикать, потом мне стало жалко себя, и я почувствовала настоятельную потребность рассказать кому-нибудь о своих проблемах.

— У меня, Петечка, такое, такое! — Я раскачивалась из стороны в сторону, пытаясь совпасть с амплитудой кухни, которая, в свою очередь, тоже качалась. — Я, Петечка, люблю мужчину, а он шпион. Представляешь?

— Ну! Набралась ты.

— Чстая истнная првда, Петечка. Он не отрицл! Понимашь, не отрицл! Что терьперь будет?

— Теперь тебя посадят в тюрьму, — спокойно ответил Петя, заваривая кофе.

— За что меня? — воскликнула я, едва не свалившись со стула.

— Сиди ровно! — приказал Петр. — За недонесение. Есть такая статья. Держи кофе. Пей. И не таращь на меня глаза, они сейчас у тебя вывалятся.

* * *

Не знаю, что помогло мне слегка протрезветь — две чашки крепчайшего кофе или перспектива оказаться за решеткой.

В том, что перспектива была реальной, сомневаться не приходилось — Петя окончил юридический факультет, работал юрисконсультом и законы, конечно, знал.

На улице он поймал мне машину, демонстративно записал ее номер, расплатился с водителем и три раза повторил: «Начинаю звонить тебе через полчаса».

Плохо помню, как мы ехали по ночной Москве, очнулась я только у своего дома.

В подъезде меня швыряло от стенки к стенке, а когда вошла в квартиру и Рэй радостно бросился на меня, я свалилась под вешалку с одеждой. Кошмар. Какая удача, что никто, кроме собаки, меня не видит. Еще большая удача — Рэй не умеет говорить человеческим языком, не выдаст. Господи, ведь его надо еще выгулять!

Я с трудом поднялась на ноги и пошла в комнату, чтобы ответить по телефону, который надрывался звонками.

— Добралась? Все в порядке? — спросил Петя.

В ответ я громко икнула.

— Ты помнишь, о чем мы говорили?

— Все забыла.

— Правильно, молодец. Пока.

Мы спустились с Рэем на улицу, я прислонилась к стене дома и сказала:

— Дальше не пойду. Делай дела свои на газоне. Хоть загрызи всю округу.

К счастью, в это время суток людей во дворе не оказалось.

* * *

Такого кошмарного пробуждения в моей жизни еще никогда не было. Меня разбудил свинцовый шар, поселившийся в голове, катающийся там и больно ударяющий по костям черепа. Каждый удар отдавался звоном и чудовищным раскатом боли. Я не сразу сообразила, что звонит телефон в изголовье дивана.

Это опять был Петя.

— Как ты? Помнишь, о чем мы условились?

— Ужасно. О чем мы условились?

— Ирине — ни слова. Я сам с ней поговорю. Поняла? У тебя похмелье. Выпей рюмку водки — пройдет.

От этого ужасного совета шар забегал еще сильнее. На водку я теперь долго не смогу смотреть.

— Садист! — пробормотала я и положила трубку.

Несколько минут я собиралась с силами, чтобы встать. Двигаясь к кухне, держала голову в ладонях и не переставая охала. Хорошо, что в холодильнике оказалось молоко.

Я его чуть подогрела и с кастрюлькой отправилась в туалет промывать желудок. Вызывать рвоту при больной голове — мероприятие для фашистских застенков. Я думала об этом, обхватив руками унитаз и склонив над ним голову. Ох, видели бы меня в этом положении! Кто бы видел? Серж. У меня с ним проблемы. И проблемы, и Серж могут сейчас отдыхать.