Очевидно, он считал важным, чтобы Захариил вовсю насладился празднованием.

– Да, твое лицо, - сказал Лютер, все еще смеясь.

Сар Лютер имел хорошее настроение, что мгновенно заставило Захариила расслабится.

– Правда, плохо, что ты не мог видеть себя со стороны. Сначала, когда тебя схватили, ты выглядел так, будто думал, что они пришли тебя убивать. Потом, когда ты понял, что происходит, могу поклясться, ты начал выглядеть еще более испуганным. В какой то момент я подумал, что ты сейчас обмочишься. Хорошо, что ты этого не сделал, ведь в то время ты как раз был в воздухе.

– Просто… я не ожидал такого, - сказал Захариил. - Я не думал…

– Что? У тебя разве нет чувства юмора? - хихикнул Лютер.

Он поднес руку к глазам, будто вытирая слезы от смеха.

– Нет, ну, в общем, нормальные люди так не делают. Это и сделало все настолько забавным. Между прочим, ты знаешь, я не шутил, называя это традицией. Гарантирую, этого ты не услышишь от своих магистров или Лорда Сайфера. Но тем не менее, дело подбрасывания новичка в воздух есть такой же традицией, как и те, что ты перенес за все эти годы. Мы называем это "невидимым трамплином". Думай об этом как о противоядии к строгой серьезности церемонии инициации. Так мы приветствуем тебя в семье.

– Семье?

– Орден, - объяснил Лютер. - Ты помнишь, что говорил Лорд Сайфер во время твоей первой церемонии инициации? Мы братья, каждый из нас, а братья не проводят все свое время, сидя с грустным выражением лица или оплакивая тяготы мира. Иногда нам нужно расслабится. Мы смеемся, мы шутим, мы разыгрываем друг друга. Мы делаем то, что делают истинные братья. Оглянись вокруг комнаты, Захариил. Каждый присутствующий здесь человек сможет умереть за тебя, и они ожидают, что ты сможешь также умереть за них. Калибан - опасное место, и многие из нас могут быть призваны, чтобы свершить окончательную жертву ради своих братьев. Но это не значит, что мы не можем иногда вместе посмеяться. Это помогает нам быть нормальными. Все мы любим пошутить.

– Даже он? - спросил Захариил, бросив взгляд на Льва Эль'Джонсона, плечи и голова которого возвышались над остальными рыцарями вокруг него.

Во Льве будто было чувство отчужденности, которое казалось более явным, когда он виднелся издалека. Захариил помнил разговор, который он имел со Львом на вершине крепостной башни, и чувство изоляции становилось странно ощутимым, когда Лев был окружен людьми.

– Нет, ты не так понял, - сказал Лютер. - Мой брат - одиночка. Это всегда был его путь. Не то, чтобы он испытывал недостаток в чувстве юмора. Это не так. Ты должен помнить, что он настолько же гений, насколько и великий воин. Его разум - тонкий и сложный инструмент, и его юмор сформирован с тем же самым блеском, с которым он показывает и все остальное, что делает. Когда мой брат отпускает шутки, никто не понимает их. У него есть тенденция подавать их слишком высоко для нашего понимания. Они пролетают над нашими головами.

Печальный взгляд быстро прошелся по лицу Лютера, когда он пристально посмотрел на Льва. Поняв это, Захариил почувствовал, будто он неосторожно злоупотребил личным горем. Это заставило его острее почувствовать силу уз между Львом и Лютером, эмоциональную связь, которая напоминала ему о его узах с Немиилом.

Было ясно, что Лютер был замечательным человеком, возможно даже более, чем люди думали о нем. Он обладал феноменальным талантом во множестве областей, не в последнюю очередь как лидер, воин и охотник. За исключением Льва Эль'Джонсона, Лютер завершил больше поисков против Великих Зверей, чем любой другой человек в истории Калибана.

В любую другую эпоху, Лютер вероятно был бы провозглашен величайшим героем своего века. Он был неутомимым чемпионом людей Калибана, отмеченный как своими внутренними качествами юмора и хорошей заботой во времена кризисов, так и доблестью своих деяний. Трагедией Лютера было родится в ту же эру, что и человек, против которого все его попытки будут оцениваться и считаться недостаточными в сравнению. С того дня, когда он натолкнулся на Джонсона в лесу и решил принести его в цивилизацию, Лютер слышал похоронный звон своей собственной легенды.

С того времени он был осужден на жизнь в тени Льва.

По мнению Захариила, еще выше о Лютере говорило то, что его привязанность ко Льву казалась настоящей и добровольной. Много людей в его ситуации, возможно, испытали бы желание уступить ревности и начали завидовать достижениям Джонсона. Но не Лютер, он был не такой.

С истинной братской преданностью, он положил все свои силы на обеспечение того, чтобы планы Льва были успешными. Лютер был настолько же ответственен за кампанию против Великих Зверей, как и Джонсон, но поскольку война подходила к концу, все похвалы принимал Джонсон, а не Лютер.

Захариил не мог ощутить никакой горечи в нем, поскольку Лютер очевидно признал, что его роль в истории сводилась к второй скрипке в триумфах его брата.

– Мой брат - одаренный человек, - сказал Лютер, все еще глядя на Льва. - Я подозреваю, что никогда не было такого человека, как он. Конечно, никто из живых не сможет соответствовать ему в диапазоне его возможностей. Ты знал, что он - превосходный имитатор?

– Лев? Нет, я не знал этого.

– Он может подражать звуку любого животного на Калибане, от охотничьего крика хищника до брачного зова серинкса. Он также имеет замечательный певчий голос. Он знает все старые песни, народные мелодии Калибана. Если бы ты слышал, как он поет «Леса Моих Отцов», ты б разрыдался, это я тебе обещаю. Насколько я знаю, он никогда не пробовал создавать собственные музыкальные работы, но будь уверен, если б он их сделал, то результаты были бы потрясающими. Мой брат преуспевает во всем, к чему не приложит руки, это его трагедия.

– Его трагедия? - спросил Захариил, оступившись на мгновение. - Может ли считаться трагедией быть хорошим во всем?

– Возможно трагедия - слишком сильное слово для этого, - Лютер пожал плечами, возвращаясь к Захариилу, - но ты должны помнить, что мой брат уникален. Он никогда не говорит о своем происхождении: это загадка как для него, так и для кого либо другого. Можно было бы подумать, что он скорее некий бог или полубог, упавший на землю, нежели человек, рожденный женщиной, как все остальные. Мой брат не был брошен один из-за своей ошибки. Его знания настолько великолепны, настолько экстраординарны, что временами даже я не могу следовать за ходом его мыслей, а я знаю его много лет, достаточно долго, чтобы приспособится к его мысленному процессу.

– Подумай, насколько это может быть скучным для него, - продолжил Лютер. - Не пойми меня неправильно: мой брат любит Калибан и он любит Орден. Но иногда чувствуется, что он будто гигант в стране пигмеев, и физически, и духовно. Лорд Сайфер говорит, что интеллектуальное развитие основано на свободном разговоре и обмене идеями между равными, но мой брат не имеет равных, только не на Калибане. Здесь, в Ордене, мы даем выход его энергии. Мы даем ему дух товарищества и ощущение цели. Мы даем ему нашу преданность. Мы следовали бы за ним до самой смерти, но этих вещей недостаточно в человеческой жизни. Даже будучи окруженным со всех сторон друзьями и последователями, мой брат все еще одинок. На Калибане нет таких, как он. Он - самый одинокий человек в мире.