как шел уже восьмой час вечера, свет в рекреациях и коридорах университета выключили; осталось только дежурное освещение в центральном холле. Горящие через одну лампы причудливо искажали действительность, отражённую в десяти зеркальных колоннах, поддерживающих свод фойе. Альфия Рустамовна пыталась застегнуть непослушными пальцами брошь на своей шали. Внезапно зеркало перед её глазами отразило мужскую фигуру, идущую из глубины темного коридора. Одно за другим зеркала-колонны впускали в себя приближающееся отражение незнакомца. Вдруг неподатливая брошь больно уколола ее в безымянный палец. Альфия вспыхнула, узнав Кирилла.

– Кирилл Евгеньевич… – начала она, поворачиваясь к нему, и запнулась.

Кирилл остановился и посмотрел на нее.

– Спасибо вам, – карие миндалевидные глаза молодой татарки излучали тепло. – То, что вы сделали для меня…

– Альфия Рустамовна, – сухо проговорил против своей воли Кирилл, – так на моем месте поступил бы любой мужчина. За этим не стоит ничего личного.

Альфия опустила взгляд и нервно начала теребить брошь:

– Но у вас же из-за меня будут серьезные проблемы.

– Со своими проблемами, Альфия Рустамовна, я разберусь сам. Всего хорошего.

Удаляющиеся шаги Кирилла заставили Альфию поднять глаза и увидеть, как его силуэт исчезает из одного за другим зеркал фойе.

***

А в это время из приоткрытой двери кафедры в тёмное нутро коридора проникала причудливая смесь голосов и звуков. Порой из общего шума то выбивался густой мужской бас, то солировал высокотональный женский визг, а иногда даже проскакивали первобытные гортанные возгласы. Наконец, дверь широко открылась, и из нее вышли Валентина Петровна и Михаил Юрьевич. Застрявшие в складках их одежды пятна света мгновенно растворились в полумраке. Сплоченный коллектив кафедры иностранных языков собирался домой. Никто не хотел молчать – одеваясь, преподаватели выкладывали новые подробности происшествия, у некоторых было совершенно ясное видение проблемы, но к сожалению оно диаметрально расходилось с мнением остальных.

Маргарита Генриховна, сменив свои туфли на демисезонные сапоги с высоким каблуком, теперь казалась выше всех остальных.

– Коллеги, я всё же настаиваю на необходимости написать открытое письмо. Пока мы все здесь, я готова сама составить текст, а вы подпишитесь. Завтра мы соберем подписи у остальных преподавателей нашего факультета.

К нескрываемому сожалению Маргариты Генриховны, активно настроенные до этого коллеги как-то замялись. Кому-то вдруг потребовалось срочно бежать домой. Кто-то призвал не принимать скоропалительных решений и отложить всё хотя бы до завтра. Другие вообще сомневались в целесообразности написания письма.

– Хорошо коллеги, я всё поняла и сделала для себя необходимые выводы.

Маргарита Генриховна порывисто схватила свою сумку и вышла прочь из кабинета, громко хлопнув дверью. Разговоры на кафедре на мгновение стихли, все молча смотрели друг на друга и, словно по команде, вновь стали обсуждать становящуюся все более интересной новость.

***

Одержимый невероятностью того, что с ним произошло, Кирилл мерил шагами проспект Гоголя. Он не стал садиться в трамвай, и усиливающийся мелкий дождь, который в любое другое время показался бы не иначе как противным, пришёлся как нельзя кстати под настроение. Бешено колотящееся сердце Кирилла заставляло пульсировать всё его тело. Казалось, всё вокруг было подвержено этому импульсу: грохот стальных колес проезжающих трамваев, всполохи габаритных огней автомобилей на мокрых стенах домов, наотмашь бьющие по лицу влажные пощёчины ветра. Сознание Кирилла захлёбывалось от новых ощущений. Ему хотелось, чтобы ветер ещё сильнее оживлял его крупнокалиберными каплями дождя. Негативное напряжение, трясущее его все эти годы, уходило теперь в землю сквозь промокшие ноги. Кирилла будто ударила молния; он как змея сбросил свою старую обожжённую кожу и теперь каждой обновленной клеткой своего тела впитывал живительную влагу свободы.

Кирилл остановился напротив красной телефонной будки. Помедлив несколько секунд, он решительно дёрнул на себя запотевшее стекло двери. Вытащил из внутреннего кармана записную книжку и начал перелистывать страницы. Капли воды падали с его волос и голубоватыми кляксами размазывали аккуратные буквы. Наконец, он нашел недавно записанный мобильный телефон Олега.

– Алло, Олег, это Кирилл! Я тут иду по Гоголя… Ты знаешь… Если ты не занят…

– У тебя голос странный. Что-то с Олей?

– Нет, с ней все в порядке. Олег, нужно поговорить!

– Я сейчас по Вяземской еду, могу тебя через 10 минут подобрать.

– Давай напротив почты, – договорил Кирилл и повесил трубку.

***

Олег уверенно направлял тело автомобиля в появляющиеся прорехи транспортного потока. Завидев большие светящиеся часы на крыше Главпочтамта, он резко принял вправо и притормозил рядом с остановкой.

Кирилл стоял под козырьком почтамта и бесстрастно наблюдал, как входят и выходят вечерние отправители и получатели почтовых сообщений и бандеролей. Некоторые подозрительно и настороженно оглядывали внушающую непонятное беспокойство фигуру промокшего мужчины. Левая рука его сжимала холодные металлические перила, бледное лицо, обрамлённое слипшимися волосами, было обращено вдаль сквозь снующих под зонтами пешеходов в сторону дороги. Его глаза с отблеском стали выражали некую пугающую решимость и целеустремленность Дон Кихота, которые так редко встретишь в современных мужчинах. При этом сей доблестный образ слегка диссонировал с его гардеробом проигравшегося клерка.

Увидев машину Олега, Кирилл ступил на промокшую мостовую и, не обращая внимания на усилившийся дождь, стремительно направился к остановке.

– Привет, Олег, – сказал он, открывая дверь и садясь на переднее кресло.

– Привет, дружище.

– Извини, я тут тебе всё залью, – Кирилл кивнул на воду, стекающую с его плаща прямо на дорогую обивку салона.

– Да ладно тебе, это же вездеход, я думаю, немцы и это предусмотрели. А чего телефон высветился странный?

– Я свой на кафедре забыл.

– Понятно. Ну, тогда рассказывай, что с тобой случилось?

– Олег, я ударил человека.

– Ну, наконец-то. Я сейчас на бокс еду, поехали вместе, можешь там ещё раз изобразить.

– Олег, этот человек – декан нашего факультета.

– Это в корне меняет дело. То-то я и смотрю, ты такой мокрый и растрёпанный. Ты его что, потом еще до дома преследовал?

– Ты знаешь, это было бы правда смешно, если бы не было так грустно.

– Да? И что же натворил потерпевший?

– Вот смотри, Олег. В начале этого года нам назначают нового декана. Старого, всеми уважаемого Шагина снимают без каких-либо видимых причин. И этот новоявленный деятель сразу же «легализовал» взятки со студентов. Уволил нескольких неугодных ему преподавателей. При всём при этом, пользуясь тем, что он – ставленник ректора, по-хамски ведет себя с коллективом.

– И это то, за это ты ему врезал?

– Не совсем. Сегодня, на заседании совета факультета, его безнаказанная пошлость перешла все границы. При всём коллективе он позволил себе оскорбить молодую женщину. Ты знаешь, я не смог…

– А что он конкретно сказал?

– Ну, в общем, она предложила организовать поездки