Рыданья были беззвучными, но истовыми — до неприличности. Хороший шанс, и Костя его размотал. Девушка посылала и отворачивалась. А Костя не Мишка, он только учится. Зато делает это старательно, не жалея терпения и душевности.

Стандартный заход сработал на диво — самый банальный, зато с выходом на кошачью тему, устоять против которой способна лишь тетенька с генными нарушениями. Особенно в масть зашла история про любимую кошку, которая коньки уже кидала, а теперь вот мама позвонила и говорит: оклемалась и уже мышей ищет. История была почти из жизни, хотя Лизка так и не оклемалась. Но все равно спасибо ей.

Две минуты, клянусь, подумал Костя, стараясь не останавливаться, но и не выпадать из застенчивого образа. За две минуты превратить распухшее рыданье в пригожую девицу с блестящими, пусть и промеж красных век, глазами — это ж с моей стороны подвиг, чудо и голос свыше. Уйду в психиатры, или как их там, которые богачей на подушки кладут, и буду зашибать деньги трепетом языка и наживанием честного геморроя в теплом кабинете.

Все закрутилось годным образом и чуть не сорвалось явлением грозной старшей сестры. Она надвинулась просто ух какая, и Костя, кротко пережидая туземное наречие, всерьез намеревался отвалить, чтобы все не испортить, а подвалить уже потом. А то и не подваливать: мазы нет. Понятно уже, что у деток на полянках следов остаться не могло. Костя сумел пересидеть критический момент, а потом перетерпеть ощущение страшной потери времени — и ой как не зря. Во-первых, Айгуль утихла, к тому же глаз не глаз, но некоторую часть организма на застенчивого гостя положила. Во-вторых, Гульшат сообщила про наследство.

Костя не вдавался в подробности операции, не интересовался ее обоснованием и последствиями. Это даже босса не касалось. Остальным вовсе лезть не стоило. Крепче спишь, все такое.

Сообщение Гульшат не крышу сносило, оно яму от фундамента не оставляло. С одной стороны, новость значила, что контроль ОМГ над «Потребтехникой» является штукой вздорной, временной и незаконной — потому что есть полноценная хозяйка, которая может вступить в права хоть сейчас. А с другой стороны, любая заинтересованная мозга, уцепившись за расклад, в один заход установила бы, что версия, объясняющая убийство Фираи Неушевой корыстными интересами ее недовольного супруга, летит с моста в пропасть, как паровоз в кино про партизан. Версия ведь строилась на том, что Неушев переписал завод на жену, потом решил вернуть — но как раз в это время жена с ним расцапалась на теме личных измен, и вот, слово за слово, мужчина и сорвамшись. А если акции жена переписала на дочку, то и смысла порешать жену нет никакого. Художественный свист на тему «Неушев мог даже не знать о перепасах в своей семье, не то что дирижировать ими» возможен в дневной телепередаче, а не в материалах уголовного дела.

И получалось, что операция была напрасной.

Организаторы и исполнители не виноваты — но кто в этом будет разбираться. Задача не считается выполненной, если решение не устраивает заказчика. А заказчик, которого не устраивает решение, — это серьезно. Это серьезней, чем мотивированные следаки, нарушение конвенции или подстава под инновачечников, про которых Костя много слышал, но не сталкивался, к счастью, ни разу.

И получалось, что Костин выезд напрасным не был. Тут уж не до мелких следов. Если Гульшат Неушева очухается и заявит права на завод, уже не следы проявятся, а ударная волна, как от хорошего наземного взрыва. Всё сметет.

А она заявит права. Теперь-то, когда старшая сестра развякалась, — уж по-любому.

Может, уже заявила. Терлееву, например. Она же наверняка с ним общалась — и, может, следачок эти обстоятельства и сорвался проверять. Рыщет сейчас по нотариусам, а то и начальству докладывает. Начальство, в свою очередь, доложит по вертикали, не сможет в такой ситуации не доложить. И копец всему.

Времени для связи с боссом и получения новых вводных не оставалось. Надо было перекраивать задачу самостоятельно. Да что тут перекраивать — практически само все в лапки падало.

Пока девицы сотрясали угол и остатки роллов задорными семейными криками, Костя смастерил сразу два плана, кривоватых, но реализуемых быстро, с минимумом затрат и без подозрений в неслучайности. Первый вариант был особенно хорош и подготовлен развитием событий. Через два столика сидела занятная компания: два перезрелых гопа окраинного даже для Чулманска вида оглаживали со всех сторон шмару-любительницу. Шмара изображала восторг, но грезила чем-то большим — в качественном отношении. Кавалера ей явно хотелось с машиной, баблом или хотя бы красивого. Гопы, скорее всего, тоже желали большего, но в сугубо количественном отношении — еще одну шмару, а лучше не одну.

Гульшат Неушева на роль шмары не годилась даже в самом изрыданном состоянии, но гопы этого, во-первых, могли не просечь, во-вторых, при соответствующей подготовке могли попытаться, а в-третьих, от сочетания первого и второго факторов, да еще в расстроенном состоянии могли натворить глупостей. Что от них и требовалось.

Костя перехватил взгляд шмары. Дальше все шло как по писаному, даже Айгуль звонким прощанием не помешала. Шмара ловко отслоилась от гопов и с шубкой наперевес приняла низкий старт у второго выхода. Костя пропал из поля зрения Гульшат, быстренько вывел шмару из поля зрения гопов, напоследок сквозь щелочку подглядев, что гопы двинулись на Неушеву, а та на нерве от них чесанула. Всё как надо.

Костя отдал всего себя шмаре, очаровал ее как мог, оттащил в ближайший подъезд и очаровал еще сильнее, почти без слов уже. Опасение, что шмара фейковая, а по жизни профессиональная проститутка или там клофелинщица, жгло недолго. Нетушки. Честная шмара.

Костя утащил ее из подъезда обратно в «Солнечный», в бесцветное кафе с верблюдом на двери, где искать никак не будут, наврал на пять фур, велел ждать и готовиться. А сам побежал следить за развитием печальных событий.

Событиям категорически не хватило печали. Так славно все стартовало — да гопы, в отличие от шмары, оказались фейковыми. Костя верил в них до последнего. Зря.

Когда конфликт исчерпался, не начавшись, да еще к месту событий подгреб левый мужик, пришлось устроить явление народу с последующим обострением обстановки. Ход был нечистым — раз решил все сделать чужими руками, высовываться не следовало. Но условия диктовали.

Фигню диктовали, к сожалению. Костя усердно обострял, совал Неушеву гопам в пасть и чуть ли не в штаны — а эти тюти моргали да переглядывались нерешительно. Осталось идти на верный и выносить под удар морду, любимую и неповторимую. Ладно удар оказался хоть и поставленным, но не смертельным. Да и сам Костя не разучился подставляться так, чтобы страшным был только звук. Верный не помог. Гопы оказались не хищниками, которые от запаха крови дуреют и кидаются, а слизняками, которые ойкают и расползаются.

Удар по морде, спасибо ему хотя бы за это, дал старт плану Б. Это нормально, человеческий организм в парном режиме так и работает. И вот по этому плану Костя с Гульшат помчались, как в шелковых пижамах по атласной простыне. Сейчас проверим, действительно ли атласная, подумал Костя и судорожно выдрал себя из чрезмерной увлеченности процессом. В парном режиме нельзя было вваливаться под консьержкины глаза. И нельзя было открывать дверь в квартиру, не приготовившись по полной.