никогда простить себе. Я ползу от этого подонка, бодро перебирая руками и ногами. Чувствую пальцами что-то твердое и колючее. Розы, черт, по полу рассыпаны кроваво-красные цветы.

– Эй, ты куда? – раздается за моей откляченной задницей смеющийся голос. – Еще ни одна баба в этом мире не уползала от меня. Уходили, бывало. Сбегали иногда. Ты побила все рекорды идиотизма. А придурок при этом я.

Сильная рука легко поднимает меня за шкирку. Ползаю я определенно медленнее, чем ходит мой мучитель.

– Вера, ваш зад прекрасен, но я больше люблю смотреть в глаза во время соития, – его взгляд прожигает насквозь, и мне кажется я сейчас развалюсь на части от горького чувства своего проигрыша. Приехала-то я сюда тигрицей. А теперь чувствую себя жирным кроликом в лапах злющего питона.

– Обрыбитесь, – хриплю, сдувая прядь волос, свалившуюся мне прямо на глаз. – Вы не в моем вкусе.

– Правильно, ваши вкусы я имел честь лицезреть. Так себе, если честно. Мелковато, для вашего-то масштаба.

– Я устала, – хнычу, вырываясь из плена его рук, которые он разжимает так неожиданно, что я едва успеваю удержаться за стену.

– Правильно, и еще наверное голодна, – совсем по-человечески говорит этот коварный тип. – Я, собственно. Ждал тебя, чтобы пригласить на ужин. Но ты так прекрасна в своей незамутненности, что не сдержался. Вера, нельзя быть настолько доверчивой. Твой дед не объяснил тебе это правило?

– Макар Семенович, мы хотели поговорить.

– Ты хотела, вообще-то, – снова эта насмешка, но мне плевать. Я уже взяла себя в руки. – Вот за ужином и потреплемся. Ты, кстати, вино какое предпочитаешь?

– Я не пью, – говорю твердо, стараясь не смотреть на своего собеседника. – Это совершенно излишне. И вам не советую. Вы и без алкоголя неадекватны.

– На свиданиях принято пить вино, – снова превращается он в ядовитого тайпана. – Я даже цветочки принес, но ты по ним проползла как паровоз. Нет в тебе любви к прекрасному, Вера.

– Свидание, значит, говорите? Хорошо. Я согласна, – навешиваю на лицо самую сладкую улыбку, которую только могу выдавить, учитывая сложившиеся обстоятельства. Принимаю его игру. В этот раз я злюсь по-настоящему. – Мне наверное нужно переодеться, чтобы соответствовать столь куртуазному кавалеру.

– Я сейчас перекину тебя через плечо, – шепчет Ярцев, склоняясь прямо к моему уху. И все мысли из моей головы странным образом улетучиваются, ноги становятся ватными, а воздуха нет вокруг, как в вакууме. Он не позволит мне сбежать, обмануть себя. И это очень странно. – И оттащу туда, где давно остыл ужин. Брошу тебя на стол и сожру. Я голоден, слышишь? Или ты думала, что я такой дурак и отпущу тебя. Ты же хотела меня обмануть, под предлогом переодевания спрятаться, закрыться в комнате, я прав. Глупая, это мой дом. Я вынесу дверь, знай. Вера, ты сама пришла сегодня. И я принял это. Поэтому теперь хочу от тебя взаимности. Ты будешь делать по-моему, детка. Мой дом – мои правила. За это я позволю тебе делать то, зачем ты пришла. Будешь слушаться?

– Нет, – упрямо хриплю я. – Никогда.

– Ну тогда не обижайся.

Глава 14

Макар Ярцев

Ах, как сверкают глаза этой строптивицы. Нас разделяет длинный обеденный стол и в свете свечей, зелень взгляда кажется колдовским омутом.

– Не думайте, что заставив меня надеть это дурацкое платье, вы одержали победу, – хрипло говорит Вера, нервно поддергивая лиф, больше обнажающей, чем скрывающий. У этой чертовой булки, оказывается, красивая грудь. И кожа такая белая, что видно каждую малюсенькую веснушку, которые редко рассыпаны по всему соблазнительному декольте. Или это мне в голову ударило вино на старые дрожжи. Но сейчас булка больше похожа на изысканное пирожное.

– Оно тебе идет, подчеркивает твою дешевизну, – откидываюсь на спинку стула, и наконец расстегиваю пуговицу на воротнике. – Итак, официальная церемония закончена. Приступим к обсуждению наших с вами отношений.

– У нас с вами нет и не может быть отношений, – фыркает эта породистая кобылка. Ну да, отчего-то именно сейчас в ней чувствуется происхождение и лоск. А надо было давно содрать с нее дурацкие тряпки, за которыми она прячет свою истинную сущность. – Не думайте, что я умираю от счастья, лицезрея вашу физиономию.

– Значит не станешь отрицать, что тебя ко мне подослали намеренно, – мне даже интересно, как она сейчас будет выкручиваться. По крайней мере, на ее лице не видно печати страха или раскаяния. Скорее она скучнеет, и меня это жутко расстраивает. – Может расскажешь зачем?

– Я все же выпью вина, – спокойно говорит Вера. – Вы вроде говорили, что кавалер, так поухаживайте за дамой. И еще, вы меня не поразили ужином. Это не говядина «Вагю», трюфель в этом блюде должен быть черным. Решили сэкономить?

Я начинаю заводиться. Ее спокойствие будит во мне ярость, вспышками мерцающую в замутненном мозгу. И к моему огромнейшему удивлению, не только ярость. Эта чертова баба будит во мне древние инстинкты, что очень странно. Я не люблю кустодиевских красавиц, похожих на шарпеих. Короче, чувствую себя сейчас я не лучшим образом. Может потому, что невозможные глаза меня сканируют насмешливыми своими искрами. Или все-таки вино виновато. Точно, дорогой Домайн Лерой, в сочетании с бормотухой из ларька видимо дает такой эффект.

– Я же няня, – делая глоток говорит Вера, морщит нос, начинает болтать бокалом. Тоже мне сомелье, блин. Что она может понять там по этим потекам на стенках тонкого стекла, эта дура, считающая меня полным ослом? – меня отправили присматривать за твоей дочерью. Слушайте, а вино вполне себе. Дед называет эти потеки «Дамскими ножками», мне смешно так всегда было.

– Мы сейчас будем обсуждать гастрономию? – уже рычу, понимая, что она специально меня выводит. Но поделать с собой ничего не могу. – Ты думаешь я поверю, что твой чертов родственник интересуется моей семьей? Странный альтруизм для Боровцева, не считаешь? Человек, который привык отбирать, вдруг решил кого то осчастливить? Ты сама-то веришь?

– Однако, я сказала правду, – дергает плечом мерзавка. – Верите вы или нет. И еще, Федор, ваш друг в больнице. Он в коме. Доктора сбила машина. Нет, не по приказу моего деда, – упреждает она мой вопрос. И я как дурак застываю с раскрытым ртом. –