ростовские бояре и их предводители, такие как Борис Жидиславич. Их поддерживали и рязанские послы, присутствовавшие на съезде во Владимире. Ростовцы и суздальцы одержали верх в разыгравшейся дискуссии. Избранные на съезде послы должны были официально вручить послание о выборах Ростиславичам и князю рязанскому Глебу. Но ждали известий из Владимира не только племянники Андрея, но и его братья Михаил и Всеволод. Последние заключили соглашение с Ростиславичами о совместном выступлении на политической арене Владимиро-Суздальской земли. Вот как описывает этот эпизод местный летописец: «приехавше ели поведаша речь дружиньню, и сущю ту Михалку Гюргевичю с нима, у Святослава князя Чернигове, и рекоста Мстислав и Ярополк (Ростиславичи. — Ю. Л.) помози Бог дружине, оже не забывають любве отца нашего, и здумавше сами рекоша, любо лихо, любо добро всем нам пойдем вси 4 Гюргевича 2, а Ростиславича 2, [и поидоста преди два Михалк Гургевич] и Ярополк Ростиславичь, утвердившеся межи собою, давше стареишиньство Михалку.,»[354] Все четверо князей пришли на Москву, здесь они получили совершенно открытый приказ ростовских бояр об отдельном княжении: «и слышавше (о приезде Юрьевичей. — Ю. Л.) Ростовци негодоваша, рекоша Ярополку: „Ты поеди семо!" А Михалку рекоша: „Пожди мало на Москве". Ярополк же поеха отаи брата к дружине Переяславлю, Михалко же видев брата ехавша, и еха Володимерю».[355] К этому времени политическая ситуация изменилась. В Переяславле «старшая» дружина — ростовские и суздальские бояре — заключила договор — ряд с Ярополком, который получал во владение вместе со своим братом Мстиславом всю Владимиро-Суздальскую землю. Юрьевичи оказались на положении нежелательных «иностранцев». Но владимирцы со своим вече, состоявшим из феодалов, оставшихся в городе (часть была «мобилизована» ростовскими боярами), купцов и ремесленников, попытались совершить переворот и вместе с Михаилом Юрьевичем не подчиниться «старым» городам и «старой» дружине. Это сообщение летописи о коллективном «самовластии» владимирцев позволяет точно установить первую серьезную политическую акцию, определяющую совершенно точно полную самостоятельность будущей столицы земли от Ростова и Суздаля. Отныне Владимир (владимирское вече) и «младшая» дружина открыто декларируют свою независимость. Ни временная военная неудача, ни насильственное подписание ряда с победившими «старшими» городами, ни появление на столе неугодных местному вечу Ростиславичей, ни смерть Михаила, избранника владимирцев, — ничто фактически не могло повлиять на политическое развитие нового центра Владимиро-Суздальской земли. Владимир приобрел политическую свободу и превратился в основную силу крупнейшего княжества Древней Руси. Правда, нельзя думать, что ростовская «старшая» дружина, «Ростовская тысяча», оставила мысль о «своей свободе». Наоборот. Совместно с вечем своих городов ростовские и суздальские бояре на протяжении конца XII — начала XIII в. стремились к полной свободе, к политической независимости. Известный гегемонизм Владимира, его центральное положение в стране не только не потушили этих страстных стремлений, а, пожалуй, усилили их. Борьба между городами в 70-х гг. вылилась в ожесточенную войну.

В результате междоусобицы, длившейся свыше года, на столе Владимиро-Суздальской земли оказался сын Юрия Долгорукого Всеволод (1177–1212 гг.). Князь очень внимательно, особенно в первые годы, «прислушивался» ко мнению владимирцев. И тем не менее они были, видимо, не всегда «довольны» Всеволодом. Во всяком случае даже сугубо осторожная официальная летопись вынуждена отметить, что желание и действия этих двух сторон (князя и города) часто не совпадали. Владимирцы — точнее, вече Владимира — поступали по-своему, часто вопреки мнению Всеволода. Весной 1178 г. ростовские бояре и поддержавшие их рязанские князья сделали очередную попытку разгромить Владимиро-Суздальскую землю, но потерпели поражение. Рязанцы попали в плен. Они были отведены во Владимир и посажены в тюрьму. Через три дня в городе стихийно (?) возник «мятеж». Владимирцы, видимо, с согласия веча потребовали на расправу пленных князей. Всеволод, не желавший участвовать в братоубийственной резне, еле отстоял Глеба и его сыновей. Но через несколько дней «мятеж», в котором участвовали не только бояре и купцы, но и «людие все» — низы города, повторился. Всеволод не сумел спасти пленных. И с ними владимирцы жестоко расправились.[356] Надо подчеркнуть, что этот факт не единичен. Большая самостоятельность, подчинение князя в ряде важнейших вопросов политики городу неоднократно отмечается (а иногда даже подчеркивается) летописцем. Ровно через год после инцидента с рязанскими князьями владимирцы вновь «поставили на место» своего князя, указав, что он должен их слушаться. В походе на Торжок Всеволод проявил некоторую «слабость» и, не желая войны, предложил горожанам откупиться. Торжок был богатейшим городом на Руси, там располагались таможенные заставы, через него проходили пути из Новгорода и в Новгород. Но владимирцы не желали получать выкупа, они требовали разгрома города. Князь был вынужден уступить. Владимирцы настояли на своем. Город был отдан на поток и разграбление.[357]

Анализ летописных источников заставляет думать, что вообще вся «внешняя политика» Владимиро-Суздальского княжества в конце XII — начале XIII в. — энергичная, бескомпромиссная, подчас жестокая, но всегда активная — отражала интересы владимирцев, владимирского веча, мелких феодалов, купцов и, возможно, отчасти смердов — переселенцев, участвовавших во внутренней колонизации. Показательна политика в отношении Рязани. Большое, богатое княжество с хорошим войском, а подчас с союзниками — половцами было вынуждено почти постоянно вращаться в орбите политики своего северо-восточного соседа. Рязанские князья — всегда «младшие братья» и «дети», другими словами, «вассалы» у своего кузена, «старшего брата» и «отца» Всеволода. Малейшее нарушение подобной зависимости приводило к подавлению силой сопротивления и восстановлению прежнего положения. В 1180 г. владимиросуздальские войска неожиданно вторглись в пределы Рязанского княжества. Столица земли без боя сдалась Всеволоду.[358] Через семь лет, в 1187 г., поход был повторен, Рязанское княжество вновь потерпело поражение. Оно запомнилось надолго. Только через 20 лет рязанские князья решили сделать попытку освободиться от гегемонизма Владимира. Но Рязань была вновь захвачена и лишена даже призрачной самостоятельности, на столе оказался сын Всеволода Ярослав. Последовавший за тем «мятеж» не принес победы рязанцам.[359] Город был окружен. Всеволод велел выйти всем горожанам, а затем Рязань на глазах победителей и побежденных была сожжена. Ответный набег на Москву союзника рязанских князей пронского Кир Михаила ничего не изменил. Подобное действие, скорее, напоминало акт мести, нежели продуманную политику. Рязань продолжала находиться в подчинении Владимира.

Владимиро-Суздальская земля проводила также и традиционную «восточную» политику. Она в основном повторяла тенденции Андрея Боголюбского. Между тем походы, судя по всему, отнюдь не преследовали захвата чужой территории. Ни большой поход 1184 г., ни походы 1186 и 1205 гг. не принесли новых территорий.[360]Судя по некоторым данным, они продолжали политику на востоке и, видимо, были связаны с вполне конкретными задачами владимирской торговли.

«Южная» политика, включавшая отношения с «Русской землей» и Киевом, была