На этот раз она приготовила оба зелёных.

– А малины у нас разве нет? – поинтересовался он.

Последние две ночи они проводили у Евы. Она жила в Филях, на улице Первомайской, в двенадцатиэтажном панельном доме брежневской эпохи, на шестом этаже, и особого порядка в двухкомнатной квартире не наводила. Это было в её характере: предельная отдача на работе и почти полная расслабленность дома.

Готовить она не любила, и Калёнову это даже нравилось, потому что он-то как раз при его прежнем одиноком образе жизни готовить любил и умел.

– Что смотришь волком? – нахмурилась она. – Нету малины. Сам виноват, забыл купить.

– А ты на что?

– Мои принципы жизни иные.

Калёнов улыбнулся, берясь за чашку с зелёной пенкой.

– Чего лыбишься? – с притворной угрозой спросила Ева.

– Отец говорил о маме перед разводом: её принципы жизни не совместимы с жизнью. И добавлял: с моей жизнью.

– Они давно развелись?

– Когда мне было восемнадцать лет. Я только вступал во взрослый мир, собирался в московский физтех, а учился в итоге в Минске. Оба умерли и похоронены на одном кладбище, но в разных могилах.

– А как в ГРУ оказался? Мы на эту тему не говорили.

– Долгая история.

– Расскажи.

– В другой раз как-нибудь. Что не спрашиваешь, почему я тоже развёлся с женой?

– Неинтересно, – повела она плечом, вскочила, подбежала к плите, на которой шипели поджариваемые ломтики белого хлеба. – Готово, можем пить кофе.

Сели за стол.

– Что-то Веня давно не звонил, – задумчиво сказал Калёнов, берясь за чашку. – Что у них происходит, хотелось бы знать.

– Не понимаю, почему его отправили в отставку, – проговорила Ева. – Он же ни в чём не виноват, потому что выполнял приказы Гаранина. Да и полковника жалко.

– Это не просто чья-то нездоровая инициатива, их хотят вывести из игры. Кто-то потихоньку обрубает концы, ведущие к заговору. Барсов и полковник сейчас под ударом, им надо поберечься. Когда они были в системе, она их защищала, но теперь они сами по себе, и опасность возрастает.

– Мы тоже под ударом.

– Ничего, всё равно мы все вместе, отобьёмся.

– Оптимист ты, Калёнов.

– А то.

В спальне зазвонил его сотовый. Он вышел из кухни, взял трубку.

– Привет, полковник, – заговорил Барсов. – Не разбудил?

– Доброе утро, майор, завтракаем.

– Подозрительное движение не заметил?

– Пока всё тихо.

– За мной пошли какие-то хорошо знающие дело «топтуны». Если бы не был настроен на слежку, не заметил бы.

– ЧВК?

– Непохоже. Задействована серьёзная нанотехника, я заметил муху, которая вела себя не как муха, в связи с чем нужна срочная консультация Евы. Она в курсе таких разработок и может облегчить задачу идентификации следаков.

– Она готова.

– Можете подъехать ко мне или к Гаранину?

Калёнов подумал:

– Давай лучше встретимся у Болотова, мы с Евой к нему собирались.

Барсов тоже помолчал пару секунд:

– Договорились, в одиннадцать успеете?

– Без проблем. – Калёнов вышел из спальни, встретил взгляд Евы, спрашивающий: кто звонил?

– Барсов. Едем встречаться к одиннадцати.

– Куда?

– Они с полковником подъедут к твоему отцу.

– Тогда я собираюсь.

Выехали в начале десятого, на машине Евы, ездившей на «Мерседесе»-паркетнике GLK, направляясь из Филей через МКАД в сторону Новорижского шоссе.

Полковник в отставке Иван Дмитриевич Болотов жил под Волоколамском, в деревне Чисмена, в собственном доме современной постройки с красивым экстерьером. Суперкоттеджем дом назвать было трудно, однако выглядел он солидно и модно: кирпичный, двухэтажный, с мансардой и верандой, обращённой к лесу.

Участок вокруг коттеджа был засажен полосами малины, чёрной смородины и плодовыми деревьями – яблонями и сливами. Хозяин с утра до вечера ухаживал за садом и навёл на территории усадьбы идеальный порядок.

В одиннадцать часов дня он тоже копался в огороде. В выгоревшей жёлтой майке, длинных полотняных шортах и в натянутой на голову соломенной шляпе, Болотов мастерил оградку к грядкам с клубникой. Отложил рулон зелёной пластиковой ленты, увидев въезжавший «мерс» Евы. Ворота на территорию усадьбы открывались автоматически.

Ева, выглядевшая двадцатилетней девчонкой, взметнув длинные волосы, выпорхнула из кабины, одетая в стиле бохо: сарафан до колен в мелкий цветочек, тонкие бретели, никаких лифчиков, танкеты Chloc, капля духов «Impress». Обняла отца, проворчавшего:

– Ты бы ещё без нижнего белья приехала.

Ева засмеялась, кивнула на Максима Олеговича:

– Ему нравится.

– Ну, разве что. Идёмте в дом. – Болотов направился в обход теплицы к кольцу бассейна с водой. – Я сейчас, располагайтесь.

Ева взяла Калёнова под руку и повела к центральному входу в коттедж, откровенно прижимаясь к нему всем телом. У неё было хорошее настроение.

Они уселись на веранде, обдуваемой прохладным ветерком.

Хозяин дома заранее расставил на столе чашки, вазочки, фрукты, графин с компотом, накрыв их полотенцем.

На веранду заглянул кот породы норвега – чёрный, с белыми лапками и сердечком на груди. Ева позвала его, но он не подошёл, осмотрел Калёнова, сделал круглые глаза и скрылся в доме.

– Серьёзный зверь, – хмыкнул Максим Олегович.

– Порода такая, – засмеялась Ева. – Не игривый. Но я его люблю. У моей подруги Валентины живёт кот породы манчкин, такая душка! Ножки короткие, любопытный и ласковый.

– У нас тоже всегда коты жили, но в основном дворняги. Я с ними дружил.

Гости принялись за яблоки, умиротворённые погодой и временным отсутствием экстрима.

Болотов заявился через несколько минут, переодетый в сетчатую футболку и треники, принёс заварной чайник. Но посидеть втроём не получилось: у ворот гуднула машина, и Болотову пришлось вставать и встречать новых гостей.

Это были Барсов и Гаранин, оба в летней джинсе, с виду спокойные, без следов каких-либо волнений на лицах. Поздоровавшись со всеми, подсели к столу.

Гаранин налил себе холодного компота.

Барсов с нескрываемым восхищением и ноткой сожаления во взоре осмотрел женщину:

– Отлично выглядите, сударыня!

– По примеру мужа (при этом слове Калёнов с интересом посмотрел на неё) веду здоровый образ жизни, – повторила она с улыбкой фразу, сказанную утром Калёнову. – Пап, есть чего-нибудь похолодней чая?