– Памятник кому? – поинтересовался Ван, приступая к обеду.

– Мне!

– Простите, а вы?..

– А я – Трор, – человечек повторил процедуру с горчицей и салфеткой. – Трор я!

– Не похоже, – усомнился Ван.

– На кого не похоже?

– На Трора, – Ван вспомнил гигантский памятник.

– Я? – человечек вытаращил глаза. – Я не похож? На меня? – Он вдруг расхохотался, затем залпом дожевал свой бутерброд и заявил: – Не смешно.

– Простите, – сконфузился Ван, – я вовсе не хотел.

– А ограды, – перебил его человечек. – Что они понатыкали вместо моих оград? Зачем эти целующиеся ангелочки на каждом шагу? Эти жуткие завитушки? У меня там палец застрял, – он показал Вану палец, немытый и исцарапанный.

Ван хотел заметить, что не надо было совать палец в эту самую завитушку, но не решился – слишком расстроенным выглядел собеседник.

– А этот ужасный концерт сегодня утром?! – повысил голос Трор. Словно тысячу котов тянут за хвост, и коты, как ненормальные, вопят: «Слава Трору, Трору слава впору!»

– Ну, знаете, – возмутился Ван, который, как вы помните, играл в том самом оркестре. – Прекрасная музыка. Классика.

Трор взял чашку и стал с безразличным видом пить.

– Говорят, – продолжал горячиться Ван, – что сам Трор слушал этот марш по два-три раза в день!

Тут раздался невнятный возглас, собеседник Вана поперхнулся, закашлялся и заорал:

– Пропадите вы пропадом с вашим Трором!

Он схватил со стола салатницу, довольно увесистую, кстати, и запустил ею в Вана. Впрочем, в Вана салатница не попала, а попала в лоб одному из трех господ, входивших в зал в этот момент. «Убил», – подумал Ван в ужасе. Ничего подобного! Хотя салатница и разлетелась на куски, странный господин не обратил на это никакого внимания. Он подошел к Трору, а его спутники встали по бокам.

– Именем Трора, вы арестованы, – сказал Трору перемазанный салатом господин.

Только под вечер Ван вернулся домой. Странная сцена в ресторане произвела на него очень сильное впечатление. И дело тут было даже не в аресте несчастного, называвшего себя Трором. Просто у Вана никак не шли из головы едкие слова по поводу оркестра и его музыки. Теперь, сравнивая принесенную ветром мелодию с тем, что ему приходилось играть раньше, он приходил к выводу, что грубый человечек, поедавший горчицу, не так уж и неправ.

«Господи, – вдруг содрогнулся Ван, – ведь завтра утром…»

Завтра утром ему вновь предстояло играть «Слава Трору!» И послезавтра. И всю жизнь!

Чтобы успокоиться, он взял трубу и еще немного поиграл. Вы легко догадаетесь, что играл он в этот вечер вовсе не марш.

А как же Трор? Что стало с ним? Когда к нему подошли трое служителей порядка, Трор, разумеется, устроил в ресторанчике безобразную драку. Однако – без волшебной силы – он был вскоре побежден и доставлен в тюрьму.

Заметим, кстати, что в первоначальном Городе Трора тюрьмы не было вовсе. Это здание построили после. Не то чтобы в Городе было много преступников, нет. Горожане, спроси вы у них, зачем им тюрьма, ответили бы: «Что мы, хуже других?». Добрые эти люди стремились быть не хуже соседей – и прилагали к тому немало усилий. Это мы с вами знаем, что нельзя быть лучше всего света сразу.

Что с того? Если у жителей Города чего-то не было из того, что в изобилии водилось у соседей, они просто-напросто заявляли, что это что-то – явная глупость, владеть которою могут лишь отсталые люди… Но я опять отвлекся.

Итак, Ван сидел у окна и с грустью думал о том, что всю жизнь подумать только, всю жизнь – играл плохую музыку и даже не знал, что есть на свете хорошая.

Он вновь поднял трубу, и над ночными улицами полилась мелодия гордая и печальная.

Тут дверь без стука распахнулась, и в комнату вошли уже знакомые Вану три господина.

– Вы арестованы, – сказал ему господин со ссадиной на лбу и с распухшим носом.

– Позвольте, – начал было Ван, но его уже тащили вниз по лестнице к черной карете, стоявшей у подъезда.

Возница взмахнул кнутом, и карета понеслась по ночным улицам прямо к мрачному зданию тюрьмы.

Вана долго вели по мрачным, пахнущим сыростью коридорам, мимо угрюмых часовых, пока не подвели к окованной железом двери. Один из часовых снял со своей шеи ключ на бронзовой цепочке и открыл замок. Дверь со скрипом распахнулась, и бедного Вана втолкнули в камеру.

– С новосельицем, – прозвучал из темного угла насмешливый голос.

Да-да, разумеется, это был Трор собственной персоной!

– Здравствуйте, – робко произнес Ван.

– Ого, – удивился Трор, – старый знакомый! Ну, рассказывай.

– Что тут рассказывать, – вздохнул Ван. – Я и сам не знаю, за что я сюда попал.

– Брось, – возразил Трор, – об этом говорит весь город. Ведь ты музыкант Ван?

– Да, – удивился Ван – А как вы догадались?

– Так что же ты молчишь?! – взорвался Трор. – Ведь это ты задумал переименовать Город, взорвать тюрьму и даже написал песню, призывающую к борьбе?

– Я? – изумился Ван. – Песню я, правда, играл, но это не моя песня, ее принес ветер. А что касается бунта…

– А что за песня? – поинтересовался Трор.

– Ну вот: та-та-ра-та-ри-ти-ти…

– Ничего, – согласился с Ваном собеседник. – Все лучше, чем…

Он не договорил, но Ван понял, что имелось в мду.

– А за что арестовали вас? – поинтересовался он.

– За то, что я – Трор, – ухмыльнулся сосед.

– Но…

– Никаких но, – зарычал Трор. – Хватит! Или я – Трор, или быть тебе морским ежиком. Ей-ей, превращу!

– Но если вы – Трор, – возразил Ван, – то как же вы дали себя задержать?

– Очень просто. Я проснулся тут, – Трор неопределенно помахал рукой, – а моя волшебная сила дрыхнет. Да оно и к лучшему. Знаешь, – добавил он, помолчав, – я как-то изменился, пока спал. Подобрел, что ли? Шесть веков назад я злее был! А теперь вот думаю: стоит ли кого-то наказывать? Все-таки в том, что вы стали такими, есть и моя вина, а?

– Какими такими? – не понял Ван. Трор вздохнул и стал рассказывать.

Сначала он рассказал, как шел по свету и что видел по дороге, каждый раз прибавляя: «Этого у вас нет… Это вам и не снилось…». Ван был поражен, он и не знал, что мир так велик. Трор утверждал, что шел годы и годы, а ведь Город, в котором Ван прожил всю жизнь, легко можно было пройти из конца в конец за пару часов.

Затем Трор рассказал, как, выйдя на перевал, он восхитился красотой долины и превратил себя в Город. Он рассказывал о прекрасных зеленых рощах, о водопадах, которые теперь неведомо куда делись, о том, наконец, как дом за домом придумывал он Город – чтобы жителям его было красиво и удобно.