Шли дни. Джипси с утра до вечера сидела за машинкой: не потому, что была увлечена работой, — нет, работа помогала ей отвлечься от иных навязчивых мыслей.

Чейз звонил каждый вечер около восьми. Рассказывал, как идут дела — пока что они не шли никак. Был весел и дружелюбен, но ни разу не назвал ее ни «милой», ни «любимой», ни «Цыганочкой». И ни разу не заговорил об их отношениях.

И Джипси набросилась на работу. Она поставила личный рекорд, перепечатав рукопись набело меньше чем за пять дней. Работа была закончена, но Джипси упорно искала себе дело. Она копалась в саду. По три раза в день мыла Маргаритку. Ходила к Чейзу — он оставил ей ключи от дома — и заботилась о подружке Корсара и ее котятах. Смотрела телевизор. Читала стихи.

Да, стихи… Джипси не знала, что бы делала без «ночного гостя». Он звонил каждый день около полуночи. Джипси внимательно вслушивалась в его голос, стараясь убедить себя, что это Чейз, но по-прежнему была не уверена. Может быть, стоит спросить прямо: «Чейз, это ты?» Но Джипси слишком боялась, что в ответ услышит: «Нет».

— «Иди со мной, будь мне женой», — произнес ее таинственный воздыхатель однажды ночью. Джипси улыбнулась, глядя во тьму.

— А ты покажешь мне «златой песок, хрустальный грот»? — спросила она шепотом.

— Покажу, — пообещал он. — Ведь все подвластно в мире, когда ты влюблен. Я покажу тебе все, во что ты так хочешь верить. Ты позволишь мне, любовь моя?

Джипси неуверенно рассмеялась.

— Но до сих пор ты не показал мне даже свое лицо!

— Чтобы увидеть меня, ты должна в меня поверить. Если веришь — я существую.

— Как единорог? — прошептала она.

— Как единорог. Или герой.

Джипси закусила губу, пытаясь совладать со своими чувствами.

— Я не верю в тебя, — дрожащим голосом произнесла она. — Я…

— Верь мне, любимая. Ведь для меня нет жизни без тебя.

— Не говори так!..

— Думай обо мне, любовь моя.

Около девяти вечера следующего дня Джипси металась по комнате, словно зверь в клетке. Час назад она разговаривала с Чейзом. Пустой, бессодержательный разговор, словно они едва знакомы. Чейз как будто окружил себя глухой стеной и не позволял ей проникнуть внутрь. Черт возьми, чего он добивается?

Вдруг Джипси застыла посреди комнаты, словно изваяние. Она поняла, и губы ее искривились в язвительной улыбке.

— Дубина! — воскликнула она, по-видимому, обращаясь к самой себе, ибо ни Корсар, ни Буцефал не заслуживали такого наименования. — Конечно, в этом-то и дело! Он решил показать мне, как мерзко я себя веду! Ведь я несколько недель мучила его своими идиотскими страхами, а он, бедняга, терпеливо ждал, пока я повзрослею!

«Чего же я боюсь? — спросила себя Джипси. — Что мы с Чейзом не сможем жить вместе? Как видишь, смогли. Что моя работа станет помехой? Как видишь, не стала».

— Это, конечно, банально, но надо признать, — пробормотала она, — что я боюсь боли. Сколько лет я твердила себе, что не хочу близких отношений, и вот, когда это все же произошло, я перепугалась до смерти! Первый раз в жизни я подпустила близко постороннего человека! И что же теперь?..

Впервые Джипси взглянула своему страху в лицо — и с удивлением обнаружила, что он на глазах исчезает, превращается в ничто. Чейз никогда не причинит ей боли — это она знает точно. И он для нее — не посторонний. Их не разделяет ничего, кроме… Боже правый! Что, если она опоздала?

При этой мысли сердце Джипси как будто оборвалось. Мутная волна паники захлестнула душу.

Что, если она потеряла его?

Не «может быть», не «когда-нибудь», а сегодня, сейчас! Что, если он не вернется? Что, если она никогда больше его не увидит, не поговорит…

Взглянув на часы, Джипси присела на краешек кровати и начала набирать номер. На Востоке сейчас полночь: он должен быть в отеле. Сама не узнавая своего голоса, Джипси попросила, чтобы ее соединили с Чейзом Митчеллом; в голове у нее крутилась одна мысль: «Что, если уже поздно?»

— Алло!

— Я скучаю по тебе, — без предисловий выпалила Джипси.

— Вот как? — Голос его звучал холодно, отстраненно.

— Чейз…

— Ты, кажется, расстроена?

— Мне одиноко без тебя. — Она рассмеялась, но смех вышел невеселым и жалким. — Первый раз в жизни я страдаю от одиночества. Ты… когда ты вернешься?

Чейз вздохнул.

— Надеюсь, что на днях.

Джипси прикрыла глаза и до боли сжала трубку.

— Чейз, я не могу ждать.

— Джипси!..

— Все идет наперекосяк, — едва не плача продолжала она. — Весь дом вверх дном. Куда-то пропали очки. Буцефал потерял аппетит. Будда упал со стола, и часы разбились. Корсар бродит по дому как привидение, словно что-то потерял и никак не может найти…

— Джипси…

— А его киска снова притащила котят к тебе в спальню, — без всякой связи продолжала Джипси. — А розы ест какой-то жучок. А вчера вечером я всю посуду перемыла, потому что не хочу, чтобы в доме был бардак… И одежду собрала с пола… И весь день идет дождь… И мне так пусто… так одиноко…

— Я вылетаю первым самолетом, — странно дрогнувшим голосом заверил ее Чейз.

— А как же твоя работа…

— Плевать на работу! Ты для меня важнее. Я приеду завтра.

— Буду ждать, — пообещала Джипси.

— Спокойной ночи, Цыганочка.

— Спокойной ночи.

Джипси повесила трубку и невидящим взглядом уставилась в темное окно.

«Ты для меня важнее…»

Раньше она считала главным в жизни работу. Но теперь… Джипси вспомнилось ее решение — не допустить, чтобы работа встала между ними… Да, теперь для нее в жизни нет ничего важнее и дороже любви Чейза.

А что касается писательства… Джипси грустно покачала головой. Как она не поняла этого раньше! Ведь именно с появлением Чейза в ее книги вошел настоящий герой, которого там так недоставало!

Теперь Джипси знала, каковы герои в жизни. Не супермены и не рыцари в латах — обычные люди, не лишенные, как сказал Чейз, «человеческих слабостей и недостатков». Однако на такого человека можно положиться. С ним можно прожить жизнь. Таков Чейз… и ее «ночной любовник».

Джипси нахмурилась. Нет, это все-таки Чейз. И никто другой. Она будет продолжать игру, пока ему это не надоест. А когда-нибудь, когда оба они состарятся, поседеют и будут покачиваться рядом в креслах-качалках, она спросит: «Милый, а не ты ли это был?» И если он посмеет ответить «нет»… тогда она отколошматит его своей вставной челюстью!

— Любовь моя, ты веришь в единорогов?

— Да, — прошептала она.

— А в героев?