Я в замешательстве рассматривал карту.

— Право же, ваша светлость… ответственность слишком велика… Я не решаюсь дать однозначный совет.

— А кто вам сказал, что я намерен слепо ему последовать? Я просто хочу выслушать ваши доводы.

— Ну… — я побарабанил пальцами по изображению столицы, — вы сами говорите, что исход наступления на Траллендерг сомнителен. Длительная осада в условиях недружественного окружения — верное поражение. На взятие города может не хватить сил. На подавление дворянской оппозиции — тем более. Даже если вам удастся короноваться, для того, чтобы сохранить власть, придется подтвердить если не все, то большинство последних указов Гродрэда. К тому же не исключено, что даже в этом случае ваши права на престол будут оспорены, и начнется война уже с новыми претендентами. С другой стороны, отступление по крайней мере с военной точки зрения представляется беспроигрышным вариантом. Конечно, удерживаться посередине пути не получится; придется отойти к Раттельберу. В этом случае за нами крепкий тыл и надежные коммуникации. Вряд ли маршалы Гродрэда решатся атаковать нас на территории герцогства после всех поражений, которые они от нас терпели. Ведь лучшие полки короля перемолоты, остался всякий сброд да эти гипотетические западные союзники, которых сами же феодалы не пожелают терпеть на корринвальдской земле, как только непосредственная угроза минует. По всей видимости, удастся заключить с Гродрэдом почетный мир на выгодных условиях; он настолько перетрусил, что с радостью пойдет на уступки.

— Вряд ли, — покачал головой герцог, — как только мы отступим, он снова осмелеет. К тому же он мстителен, как и большинство ничтожеств.

— В любом случае в Раттельбер им лучше не соваться, и они это знают. В крайнем случае можно объявить о выходе герцогства из состава Корринвальда и создании независимого королевства. Мы сразу сможем заручиться поддержкой соседей, настроенных отнюдь не прокорринвальдски. В частности, Грундорг…

— Риллен! Я затеял этот поход для того, чтобы укрепить королевство, а не развалить его! Конечно, не стану утверждать, что у меня совсем нет личных амбиций. Но у меня, кроме них, есть еще программа по укреплению законов и торговли, по борьбе с варварством и вырождением. А у того же Крэлбэрека, который вот-вот сядет на грундоргский престол, кроме амбиций, нет ничего. Он готов развязать войну по всему континенту, лишь бы обессмертить свое имя. У вас есть еще что-нибудь добавить?

— Только то, что, выступая в этот поход, мы переоценили свои силы. Умный человек не станет упорствовать в своей ошибке.

— Значит, вы однозначно высказываетесь за отступление, — герцог провел рукой от Даллиона до границ Раттельбера, а затем резко и зло щелкнул по Траллендергу. — Отступление… — он прошелся по кабинету, подошел к окну и устремил долгий взгляд на север, туда, где в нескольких десятках миль лежала столица королевства. — Но черт возьми, Риллен! Цель нашей кампании всего в двух переходах отсюда! Гродрэд напуган и готов заключить союз хоть с дьяволом, лишь бы избавиться от меня! Я положил в этой войне больше половины отборной раттельберской армии, которую создавал много лет! Лучшие части Гродрэда уничтожены, его казна истощена, в то время как у меня кое-что еще осталось! И вы предлагаете отступить?

— Да, у Гродрэда остались в основном «рыхлые», — согласился я, — но ведь и у нас они теперь составляют чуть не половину войска.

— Две пятых, — поправил Элдред. — И у нас еще есть некоторое количество золота. Там, где нельзя купить хозяина, можно купить его слугу. В стане Гродрэда найдутся люди, готовые в нужный момент открыть ворота.

— Но здесь нет никаких гарантий.

— Риллен, если верить только твердым гарантиям, то остается просто сидеть и ждать, пока наши враги, рано или поздно, умрут. Но при этом нет никаких гарантий, что мы сами не умрем раньше. У нас есть шанс взять город, не такой верный, как хотелось бы, но есть.

— Но как же оппозиция?

— Она не однородна. Все крупные феодалы волками смотрят друг на друга. И с главным богачом страны — церковью — отношения у них натянутые. У средних и мелких дворян свои интересы. Города, если решить в их пользу некоторые тяжбы со знатью, способны оказать немалую поддержку. Словом, как говорили в ваши времена, «разделяй и властвуй».

— Ваша светлость, так говорили задолго до наших времен.

— Тем более. Не стоит пренебрегать древней мудростью.

— Значит, вы намерены идти на Траллендерг.

— Риллен, если мы сейчас отступим, это будет политическое поражение, от которого почти невозможно оправиться. Будут говорить, что я бездарно угробил большую и лучшую часть армии, чтобы, дойдя до столицы, позорно бежать от последнего сражения. Трусость Гродрэда, раздавшего вассалам все, что только можно, назовут смелостью политика, не боящегося рискованных шагов. Бездарность его маршалов, проигравших все сражения — мудрой стратегией, позволившей истощить мои силы. Неужели вы думаете, что после этого у меня будет вторая попытка? Даже если мне удастся снова собрать столь же хорошую армию, нас не поддержит уже никто. Нет, Риллен. Сейчас или никогда.

Все было почти готово. Офицеры заканчивали строить полки в походный порядок; из окон замка открывался прекрасный вид на армию. Я наблюдал, как то, что еще недавно выглядело бесформенной толпой, обретает математическую строгость и красоту. Ровными рядами блестели на солнце шлемы и панцири, аккуратные прямоугольники батальонов выстраивались в простой и четкий узор: здесь копейщики, там арбалетчики, легкая кавалерия, тяжелая рыцарская конница… Ветер лениво колыхал тяжелые хоругви и развевал длинные хвостатые вымпелы, шевелил султаны на шлемах рыцарей и слегка трепал лошадиные гривы. Солнце и ветер, ранняя осень… Почему-то мне казалось, что в воздухе разлито ощущение какого-то праздника. И все это войско выглядело выстроенным для парада, а не для жестокой, последней — для многих из них последней в самом прямом смысле — битвы. Словно и не было долгого пути с боями от границ Раттельбера, всех этих тысяч и тысяч солдат, зарубленных, насаженных на копья, облитых кипящей смолой со стен… Но нет, приглядевшись, можно было заметить следы войны. То тут, тот там геометрическую правильность полков пятнали чужеродные вкрапления: воины в других, часто слишком легких или потрепанных, доспехах, с другими щитами, другим оружием вроде неупотреблявшихся у герцога алебард, кривых мечей, слишком коротких пик или слишком больших луков… Это были союзники, примкнувшие к нам на всех этапах кампании. Иные из них растворялись в раттельберских полках, другие стояли отдельно, своими подразделениями, со своими офицерами.

Я спустился во двор, цепляясь концом меча за крутые ступени винтовой лестницы. Элдреду, облаченному в рыцарские латы, подвели его жеребца; слуга приготовился помочь герцогу сесть в седло (доспехи слишком тяжелы, чтобы сделать это самостоятельно), но Элдред знаком велел ему обождать в стороне.

— Риллен, — сказал он, — я хочу, чтобы вы ответили мне откровенно.