Два протокола допроса Ленара. В первый раз его допрашивал какой-то оперуполномоченный старший лейтенант Шведов сразу после задержания Натальи. Адвокат сличил время, проставленное на протоколах допросов Натальи и Ленара, и понял, что их допрашивали одновременно, Аверкину – дежурный следователь, Ленара – опер. Посмотрел отдельное поручение следователя Шведову – есть. Жаль, а то можно было бы прицепиться… Показания Ленара полностью сходятся с показаниями Наташи. Во второй раз Габитова допрашивала уже сама Рыженко, принявшая дело к своему производству в понедельник, о чем, к сожалению, имелся соответствующий документ. Значит, и тут ничего не выловишь полезного для дискредитации результатов следствия.

– Надежда Игоревна, я не усматриваю разногласий в показаниях Аверкиной и Габитова, – осторожно произнес Кирган. – Они говорят в точности одно и то же, какие у вас основания им не верить? Если бы Габитов лгал, чтобы составить алиби Наташе, то непременно были бы расхождения, уж вам ли не знать.

– А они хорошо подготовились, – не глядя на него, ответила Рыженко и добавила, не скрывая сарказма: – Вам ли не знать? Когда речь идет о таких суммах, люди имеют обыкновение как следует готовиться.

Виталий нашел протокол обыска квартиры Натальи Аверкиной: деньги были обнаружены в ящике туалетного столика все в том же пакете из «Перекрестка».

Протокол изъятия одежды, в которой Аверкина была в момент задержания. Протоколы опознания одежды свидетелями: им были предъявлены «три куртки женские зимние красного цвета», и они единодушно указали именно на куртку, принадлежавшую подследственной. Протоколы опознания самой Натальи Аверкиной, в которой свидетели без колебаний признали человека, стоявшего на балконе вместе с погибшей и столкнувшего ее. Н-да, дело, похоже, совсем тухлое. Все доказательства против его подзащитной.

Кирган поднял голову и увидел, что Надежда Игоревна Рыженко больше не смотрит в свои документы. Теперь она смотрела на него, смотрела холодно и пристально, и в глазах ее были презрение и отвращение. Он на мгновение смешался от этого ледяного взгляда, но быстро взял себя в руки и спросил:

– Вам не кажется, что если бы Аверкина была виновна, то не отправилась бы с любовником разгуливать по городу и потом не явилась бы домой как ни в чем не бывало, да еще в той же одежде, в которой совершила убийство? Уж наверное, она бы предприняла какие-то меры, чтобы скрыть улики. Или сама уехала бы, или переоделась, или позаботилась об убедительном алиби. А получается, что она вела себя как полная дура.

– А она дура и есть, – пожала плечами Рыженко, не переставая пристально смотреть на него. – Вы же ее видели, неужели сразу не поняли? Вот познакомитесь с ней поближе – и сами убедитесь. У нее мозгов меньше, чем у курицы.

Судя по имеющимся материалам, в момент задержания у Аверкиной сразу же изъяли ключи от квартиры, открыли ее и провели обыск в присутствии хозяйки, при этом предложили добровольно выдать имеющиеся денежные средства. Аверкина, наверное, была совершенно растеряна, потому что сразу сказала: деньги храню в ящике туалетного столика, и показала, в каком именно. Как раз там и нашли похищенные у сестры деньги в пакете из магазина «Перекресток», причем Аверкина заявила, что не знает, откуда они там появились. Там же лежали в конвертике и семь тысяч рублей собственных накоплений Аверкиной, а также документы, из которых следовало, что у Натальи Аверкиной существует счет в одном из московских банков, на который она то и дело вносит от пяти до пятнадцати тысяч рублей. Итоговая общая сумма счета не так уж велика, видно, Наталья не только вносила деньги, но и снимала.

– То есть получается, – продолжал Виталий, – что Аверкина убила сестру, украла ее деньги, принесла домой, положила в незапирающийся ящик к своим собственным деньгам и ушла гулять с любовником. Вам не кажется, что это более чем странное поведение для убийцы, который совершил преступление из-за денег? Уж наверное, она должна была бы спрятать их подальше, а не держать у себя дома.

– Я вам уже ответила – она недалекого ума, чтобы не сказать грубее. Сами увидите. Они с любовником все проговорили насчет алиби, вызубрили наизусть и решили, что этого вполне достаточно.

И снова ему стало зябко от ее неподвижных глаз. Ну что ж, имеет право. Во всяком случае, основания не любить адвоката Киргана у Рыженко есть, он и спорить не станет.

Протокол допроса матери сестер Аверкиных, прибывшей в Москву из небольшого городка после сообщения о гибели одной из дочерей. Об отношениях между дочерьми ничего интересного рассказать не может, она давно уже не живет с девочками, вышла замуж и уехала из Москвы десять лет назад, но, насколько она может судить, конфликтов между Катей и Наташей никогда не было. Хотя она не очень в курсе, потому что общалась с дочерьми крайне мало и нерегулярно.

– Надежда Игоревна, – Кирган решил не обращать внимания на пристальный неподвижный взгляд следователя и работать как ни в чем не бывало, – скажите, пожалуйста, что собой представляет мать Аверкиной? Она была на свидании?

– Она? – Рыженко моргнула и отвела глаза, словно внезапно вышла из ступора. – Да что вы, господин адвокат, о чем вы говорите! Она и на допрос ко мне приходила не вполне трезвая, а уж когда явилась за разрешением на захоронение, вообще лыка не вязала. Ничего удивительного, что дочери с ней мало общались и она ничего о них толком не знает. Жуткая тетка, тупая, крикливая, жадная. Я думала, такие только в кино бывают. Совершенно карикатурный типаж. И от свидания с дочерью она отказалась, хотя я ей предлагала.

– Как – отказалась? – не поверил Кирган. – Не может быть. Мать отказывается от свидания с дочерью?

– А вы почитайте протокол, там все написано, – едва потеплевший голос следователя вновь зазвенел металлом. – Или, если хотите, я вам диктофонную запись включу, послушаете, впечатление составите.

– Хочу, – быстро ответил адвокат. – Буду вам очень признателен, если дадите послушать.

Он не обольщался насчет того, что Надежда Игоревна стала вдруг хорошо к нему относиться и готова к сотрудничеству. Не будет она хорошо к нему относиться, никогда не простит того, что произошло год назад. И если она почему-то пошла навстречу и предложила даже запись прослушать, то, стало быть, у нее есть в этом свой интерес.

В протоколе все выглядело прилично и приглаженно, живой разговор оказался куда более информативен.

Судя по диктофонной записи, мать сестер Аверкиных думала только о деньгах. Услышав от следователя, что Катя получила наследство и ничего не сказала матери, грязно разоралась и отказалась от свидания с Наташей. Узнав, что Наташа будет признана недобросовестным наследником, если будет доказана ее вина, и все деньги достанутся матери, тут же заявила: «Конечно, это она убила, даже не сомневайтесь. Вы уж разберитесь как следует и посадите ее на подольше. Надо же, сука какая! И сама мне ничего не сказала, и Катьку подбила, небось рассчитывала сестру облапошить, все денежки к рукам пригрести и тратить их со своим хахалем-бусурманом. А мне деньги когда отдадут? Может, можно хотя бы немножко сейчас получить? И свидания мне не надо, и передачи я носить не буду. Пусть сама с голоду там сдохнет, раз матери на кусок хлеба пожалела».