дальше. Наркош тоже не любят. Эти за дозу, мать родную продадут. И ты от них подальше держись, сдадут, как нечего делать. Самый поскудный народ.

Анюта невольно передернула плечами, вспомнив о своей зависимости. Находясь в СИЗО, она от нее избавилась, пережила и перестрадала жуткую ломку, а главное, что ее даже и не тянет, что для наркомана со стажем, очень странно. О ее пагубной привычке знали там, а здесь? Интересно донесли уже? Ведь в тюрьме, насколько известно, все знают про арестанта, еще до его прибытия. Девушке стало жутковато. Сидеть такой срок и быть призираемой! Ужас! Только бы никто не знал. Хотя, если что, то она сможет доказать, что этим больше не занимается. Она же не будет больше колоться.

И очень важный момент, – не заметив Анютиного переживания, продолжала Скакун, – Который ты должна уяснить и запомнить. Никогда не крысятничай. Поймают за этим делом, все, туши свет. До конца отсидки презирать будут, но сначала жестоко накажут.

– А как наказать могут? – с любопытством спросила Анюта.

– А ты возьми что-нибудь без спроса и узнаешь. А ты почему спрашиваешь, крыса, что ли? – немного гневным голосом впилась в Анюту злым взглядом Скакун.

– Да нет, ты чего! Я просто хочу понять, какие в принципе, наказания бывают. Мало ли что не так сделаю.

– Наказание наказанию рознь. И имеет большое значение, за что. Так по мелочам, подзатыльником обойтись можно. А за воровство, так отдрюкают, что слово «мама» произнести не сможешь. Были случаи, когда крысам, всех хатой в еду плевали и жрать, заставляли. И, конечно же, труд. Работа. Когда телаги шить будешь, рук не жалей. Пусть болят, пусть ломят, пусть мозоли кровоточат, пусть хоть отнимаются – терпи и шей. Потому что за невыполнение нормы, накажут всех. А все потом за это, накажут тебя. У нас даже поговорка гуляет, – женщина театрально развела руками и произнесла: – Запомни сам и передай другому, что честный труд – дорога к дому! Усекла?

– Усекла, – утвердительно кивнула Анюта.

– Ну и еще один, не менее важный фактор, это никогда не стучи. Я тебе уже говорила об этом, еще там, на досмотре.

– Говорила. Меня вызывали уже, спрашивали.

– Ну и чё предлагали? УДО и комфорт? – улыбнулась подруга.

– Что-то типа того, – в ответ улыбнулась Анюта и вспомнила свой второй день пребывания на карантине, когда в камеру заглянули и сказали Анюте выйти к начальнику. Ее привели в администрацию и на первый взгляд, радушная, плотного телосложения женщина, предложила ей присесть и, улыбнувшись, придвинула стакан с чаем.

– Угощайся чайком, Анют, – мило произнесла она.

Взяв горячий стакан в руки, Анюта сделала небольшой глоток и поставила его обратно на стол.

– Ну как тебе тут, не обижают? – все также приветливо расспрашивала следователь.

– Нормально, девчонки дружные, приветливые.

– Ну, это пока. Так что особо не обольщайся. На воле чем занималась?

Анюта задумалась над вопросом. Правду говорить нельзя, может всплыть убийство Лукавого и ей еще и его припаяют.

– Так чем? Кем работала?

– Ничем я не занималась. Никем не работала.

– Как это? А жила на что? Чем питалась, где жила?

– Постоянного места жительства не было, – начала придумывать девушка, – Квартиру от детдома, сразу продала. Переехала в поселок. Дом, который там приобрела, сгорел. Поэтому жить стало негде. Скиталась по знакомым, в основном пьющим. Занималась проституцией.

– И кто был твоим сутенером? Не стесняйся, говори. Я их почти всех знаю.

– Никто не был. За еду и бутылку давала.

– Ясно. Не хочешь правду рассказывать. Ну ладно. А здесь, кем работать будешь? Все, в основном, телогрейки шьют. А можно и поварам помогать на кухне. Место там хорошее, хлебное. Но, это только по желанию администрации.

– Я телогрейки шить буду. Как большинство.

– А на кухне не хочешь?

– Нет. Жарко там.

– Странное объяснение. Думаешь за швейным станком прохладнее? Ну хорошо, давай так. Скажу тебе честно, ты мне нравишься. Сама не знаю почему, но почему-то. Простая, безобидная, детдомовская девочка, которая случайно попала туда, где ей не место.

– Безобидная? – удивленно взглянула исподлобья Анюта, – Я же за убийство с целью наживы сижу.

– Мне не рассказывай. Я что не знаю, как сюда попадают? У тебя же на лице написано, что ты в жизни, мухи не тронула. Скажи честно, заставили признательную подписать?

– Нет. Это я убила свою тетку. – понимая, к чему клонит та, стала отпираться Анюта.

– Бедная девочка. Чем же тебя так запугали?

– К чему этот допрос?

– Это не допрос. Просто помочь тебе хочу. Ведь можно все исправить. И я могу тебе в этом помочь. Давай попробуем подружиться. Ты мне расскажешь, как все было на самом деле, а я посмотрю, что с этим можно сделать.

– Я все сказала.

– Аня, пойми правильно. У тебя здесь нет друзей, и не будет. И никто, кроме меня, тебе не поможет. Ты надеешься, что в камере обзаведешься подружками зечками? – следователь громко рассмеялась, – Нет, это ошибочное мнение. Не бывает у заключенных друзей на зоне. У них их в принципе не бывает. В мужской тюрьме есть, «кореша». А в женской, только мужья и жены. Причем мужьями являются заключенные бабы – извращенки, которые ведут себя похлеще любого маньяка на воле. И ты хочешь с ними сидеть? А я могу предложить тебе свободу. Если не свободу, так УДО. Условно-досрочное, если ты расшифровки не знаешь. А пока будешь сидеть, я все сделаю для того, что бы у тебя были комфортные условия. Отдельная камера, например. Вместо хаты на сорок – шестьдесят человек. Нормальное питание, вместо тюремной баланды. Свиданки бессрочные. Да и вообще множество привилегий.

– Я не хочу стучать, – резко ответила Анюта, вспомнив предупреждения Скакуна, про УДО и комфорт, которые ей будут предлагать.

– Новая подружка по ушам проехалась?

– Нет. Я сама все знаю.

– Нет, девочка. Мала ты еще все знать. И молчишь ты сидишь, именно потому, что она тебе так сказала. Как ее? Скакунова Ирина Геннадьевна, если мне не изменяет память. По кличке Скакун. Производное от фамилии взяли. Пять судимостей. Воровка рецидивистка. В одном из эпизодов, убийство произошло. Правда, недоказанное. Но я-то знаю, что это ее рук дело. И ты хочешь слушать этого человека? Хочешь превратиться в такую же? А ты знаешь, что здесь пол тюрьмы стучит? И даже смотрящие? Знаешь? Нет, не знаешь. А я знаю. Так как сама их вызываю в свой кабинет и они здесь, сидя на этом самом стуле, – женщина со злостью, ткнула пальцем в стул, на котором сидела Анюта, и продолжила, – Здесь только строят из