Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только ракия тебя не обманет. Она не врет, как телевизор, не пускает пыль в глаза, не болтает глупости, черт подери. Ударяет в нос, прогревает горло, а потом и все остальное, что давно уже остыло. Ракия — это болгарский сюблим, возвышенное, в конце концов — телевизор!
Интересно, что сталось с этим человеком? Долго думаю, в уме одни нецензурные выражения. Может, стоит позвонить, узнать, как дела? Ведь это не просто объявление, это зов о помощи. Сейчас конец апреля. Ни один из отрезков с телефоном не оторван…
В тот же день после обеда я возвращаюсь в Софию.
6
Звонить некому, и я слоняюсь по улицам Софии, продуваемым ветром вдоль и поперек. Мое внимание привлекает витрина зоомагазина.
На первом курсе университета друг предложил мне купить в подарок на день рождения нашей однокурснице пару попугаев. «Но они целыми днями будут верещать», — пытался возражать я. «Да какая тебе разница, — уговаривал меня друг. — Тебя же рядом не будет». День рождения выдался ужасный: вспыхнул скандал, потом кто-то с кем-то подрался, бывший парень нашей однокурсницы колотил в дверь… В общем, 1990-й… Отлично помню, что, уходя, я подумал: «Никогда бы не стал жить с такой». Всего год спустя я в этой комнате менял воду попугайчикам, которые ужасно орали. По утрам мы накидывали на клетку старое полотенце, чтобы они подумали, что еще ночь, и дали нам еще хоть часок поспать. Самку мы назвали Эмма Бовари (как раз в это время в университете проходили Флобера), а самца окрестили непонятно почему Печориным. Самка вечно нападала на бедного Печорина, и он, покоривший саму княжну Мэри (!), сидел заклеванный и грустный, вжимаясь изо всех сил в железные прутья клетки.
Сейчас я прихожу к выводу, что у меня никогда не было столько друзей, сколько тогда. Дверь однокомнатной квартиры практически не закрывалась. Помню, как однажды ночью, где-то часам к четырем, когда уже всё выпили и съели, к тому же и сигареты закончились, на нас напал зверский голод. Холодильник стоял пустой — это были самые голодные девяностые. Мы с двумя друзьями пошли добывать еду (как будто в пустом городе можно застрелить зайца или косулю!). Было темно, пустынно и неуютно, только стаи собак носились по улицам. И вдруг — о чудо! Рядом с ближайшим магазинчиком остановился «ниссан», шофер быстро выгрузил три ящика простокваши и умчался. Вообще мое поколение с детства терпеть не могло простоквашу, потому что нас ею кормили каждое утро. Воровато оглядевшись по сторонам, мы схватили по две баночки, оставили мелочь, сколько было в карманах, и рванули домой. Там нас уже ждали умирающие с голоду. Никогда не забуду этой картины: на столе пустые бутылки и стаканы, перед нами одинаковые металлические мисочки, нам по двадцать, а кому-то даже больше, но мы с блаженной, ангельской улыбкой шумно хлебаем простоквашу. Я не знаю, пьют ли ангелы простоквашу, но нас я запомнил именно такими: невинными и счастливыми, с белыми молочными усами…
Вскоре после этого мы расстанемся, охладеем друг к другу, забудем друг о друге, бунтари успокоятся и займут ассистентские места в университете, заклятые холостяки и отчаянные гуляки пойдут толкать детские коляски и усядутся перед телевизором, а длинноволосые хиппи станут постоянными клиентами местной парикмахерской. Попугай Печорин однажды утром чуть не умер, отчего Эмма Бовари принялась истошно вопить и неистово метаться по клетке. Она не смогла бы прожить без него и недели. Со своей девушкой Эммой (да, ее тоже так звали!) я расстался спустя несколько месяцев. Никто из нас и не подумал умереть с горя. Я начал писать первый роман, чтобы было куда возвращаться, когда становилось тошно. Роман о бездомных.
В сущности, уже никому из тех ангелов нельзя было позвонить, даже Эмме. Особенно ей. Увы, я никак не мог их забыть и (в чем никогда бы им не признался!) мне их очень не хватало. Я как-то выпал из того общего с ними времени…
7
На последнюю неделю перед референдумом запланированы два больших митинга представителей главных сил. Движений, которые борются за разные десятилетия, полно. Требования выдвигаются всякие: от бесплатной медицинской помощи до вкуса помидоров и бабушкиного жаркого в то время. Сомневаюсь, что референдум может вернуть вкус жаркого. Но все равно некоторые свято верят, что, вернув ближайшее прошлое, автоматически обретут возраст того времени. Зажигается красная лампочка — и тебе снова пятнадцать или двадцать семь.
Конечно, все дело в агитации. Большинство социологических исследований указывало на то, что два основных движения значительно опережают остальные. Первое из них — Движение за социализм (ДС), больше известное как Соцдвижение, — ратует за возвращение во времена зрелого социализма, конкретно в шестидесятые и семидесятые годы. Возглавляет его Социалистическая партия, хотя членов в нем намного больше, чем в самой партии, чьи ряды редеют с невиданной скоростью. В этом смысле партия скорее пытается влить в свои вены свежую кровь.
Другое движение, почти не уступающее первому по результатам исследований, официально называется «Болгарские молодцы», а фамильярно неофициально — просто «Молодцы». Им трудно указать, в какое конкретно время или десятилетие должна вернуться нация — мифу не подходит наше распределение по годам. Согласно их речам, Великая Болгария — несбыточная мечта и вместе с тем реальность. По условиям референдума самый ранний период — начало XX века, но они пренебрегли этим ограничением и выбрали идеальное позднее Болгарское возрождение, вершиной которого было Апрельское восстание в конце XIX века. Что, если провалившееся восстание таким образом станет великим и знаковым? А какое еще может быть великим, если не провалившееся? Ведь только то, что имеет реальный шанс случиться, можно
