– За кого из двух? Начнем с того, что ни один из них мне не делал официального предложения, – улыбнулась Карина. – Во-первых, Митя мне просто друг, а друзей я редко обманываю, да и только тогда, когда им самим моя маленькая ложь нужна. Во-вторых, выходить замуж и каждый вечер жаловаться на головную боль – это уже не ложь, это оскорбление. Митя не заслуживает такого отношения. Вопрос с замужеством снят? – спросила Карина, глядя не на Плетнева, а перед собой.

– Извини. Вопрос очень глупый и вырвался сам собой. Я посоветовался с Аркадием Николаевичем и принес твоему сыну игрушку и книжку, – сказал Плетнев, показывая небольшой пакет. – Ты не будешь возражать против подарка? Ориентировался на четырехлетний возраст. Его отец не объявился? – спросил Евгений.

– Отец Максима о нем не знает, как никто не знает о самом отце, – грустно сказала Карина. – Это моя маленькая тайна. Отца очень волновал этот вопрос. Мне пришлось открыть ее папе, а он унес ее с собой. Не случись с ним того, что случилось, у меня не возникло бы и мысли куда-то ехать.

– Почему ты это скрываешь даже от друзей? – не унимался Плетнев. – Мальчик вырастет и захочет это узнать.

– Пока Максим мал, он знает: что его отец живет и работает далеко отсюда, он знаком с ним по фотографиям и моим коротким рассказам. Станет старше – расскажу больше.

– Прямо тайна за семью печатями. Кто он? Я его знаю?

– Знаешь! Ты! – ответила Карина и остановилась, глядя прямо в глаза Плетневу. – Это ты, Женя, ты его отец! – Она не ожидала, что скажет это так легко. Ответ на его настойчивый неоднократный вопрос вырвался сам собой, и наступила минутная пауза.

– Почему я узнаю об этом только сейчас? – слегка опешив, спросил Евгений.

– А ты меня не спрашивал. Я тебе говорила, что беременная и не смогу бросить все и приехать в Москву. Что ты мне ответил? Ты сказал, что все это как-то не вовремя, что тебе не до пеленок. Тогда я и соврала, что ребенок не твой. У тебя были другие планы, и я не стала нарушать их, – не сводя с него глаз, говорила Карина. – Или мне нужно было сказать правду и лишить тебя поддержки друзей отца? Где бы ты сейчас был? – с вызовом спросила Карина.

– Ты прямо мать Тереза! Благодетельница! Осчастливила! – повысив голос и обретя дар речи, сказал Евгений.

– Ты дурак, Плетнев? Я думала ни о тебе, а о себе. Мне нужно было тебя забыть, забыть обо всем, что нас связывало. Только по – этому я все и ото всех скрыла.

– Ты понимаешь, что отняла у меня четыре года жизни? У нас могла быть семья, а у ребенка отец, – взяв Карину за плечи и слегка тряхнув ее, говорил Плетнев.

– Ты сейчас ничего не путаешь? Это я у тебя отняла жизнь? Нет, Плетнев! Это ты забрал мое сердце десять лет назад и вынул душу, когда уехал и не вернулся. Что такое четыре года против десяти лет? Ты всегда делал так, как удобно было тебе: сразу нашел мне замену на два года, потом стал готовиться к конкурсу, гранту, Германии. Я понимала, что это твоя жизнь и мне нет в ней места. Мне очень хотелось вернуть свое сердце, пусть и разбитое и душу, но я не знала как. Рождение сына помогло мне справиться с этой болезнью. Максим родился в марте, девятого числа. Трудно даже представить, что сложение на пальцах могло дать неправильный результат. Что тебе мешало развеять свои сомнения, если, конечно, ты сомневался? – говорила Карина, сбросив его руки со своих плеч, с обидой. – Тебе это было не нужно. Ты забыл обо мне еще до отъезда в Германию. А уехал, когда Максиму было больше года. Все! Я не хочу говорить о том, что для тебя в свое время было неинтересным. Мне хватило упреков матери, насмешек и поступков сестры, чтобы еще и ты меня обвинял. Я могла понять претензии, если бы за четыре года ты как-то интересовался нашей жизнью пусть даже по-дружески. Может, я чего-то не знаю и действительно виновата? Пожалуйста, оставь ты нас в покое. Ты обходился все эти годы без нас, мы – без тебя. В чем ты пытаешься меня обвинить? Я отняла у тебя четыре года жизни – звучит, как приговор. А ты знаешь, как мы прожили эти годы? – Карина начинала колотить его в грудь сжатыми в кулаки ладонями. – Какого черта ты появился здесь со своими вопросами? Зачем я только призналась тебе во всем?

Плетнев смотрел на Карину и видел подозрительный блеск на ее щеках. Лицо ее казалось спокойным, но по щекам медленно текли слезы.

– Ты до сих пор меня любишь?

– Нет, не люблю, я вообще не способна любить. У меня вместо сердца рабочий орган, настроенный гонять кровь, но неумеющий любить.

– Что я должен сделать? – спросил Плетнев, прижимая ее к себе. – Успокойся. На нас люди смотрят.

– Не знаю! Не попадайся мне на глаза, сделай так, чтобы я тебя стала ненавидеть, исчезни из нашей жизни! – говорила она, уткнувшись лицом в его куртку. – Господи! Только все начало налаживаться, я стала приходить в себя и на тебе – явился!

– Я не исчезну, не надейся. Ты должна мне дать шанс все исправить, – говорил он, гладя ее по плечу.

– Я ничего тебе не должна. Если хочешь общаться с сыном – общайся, но не надейся на мое особое отношение к тебе. Я никогда не думала о том, как и когда мы с тобой встретимся. Считала, что заглядывать вперед – большая ошибка. А встретились и, если бы ни твои претензии, разговора могло и не получиться. Внутри ничего нет. Нет ни обиды, ни претензий, ни разочарования. Пусто! Перед глазами мелькают картинки прошлой жизни, но и они не вызывают ничего. Это клиника, Плетнев! Нельзя быть живой и при этом ничего не чувствовать, – говорила Карина, вытирая глаза платком и не глядя на Плетнева, направляясь в сторону детского сада.

– Я для тебя стал чужим? – грустно спросил он, догнав ее и шагая рядом.

– Десять лет назад, мы считали себя двумя половинками, которые нашли друг друга, а теперь ты для меня тень прошлого, которая в солнечный день была рядом, а в пасмурный – исчезала. Пасмурных дней становилось больше, и она исчезла совсем. Давай договоримся: я смогу, Женя, доверить тебе ребенка, но не смогу открыть душу, которой нет. – Они шли рядом минут пять молча. – Это