Хлопнула дверь и в квартире образовалась неприятная звенящая тишина.

***

Я закинулся уже вторым двойным виски. Это не помогало вытравить из головы ошметки недавнего разговора с Полей. Впрочем, уже давно нужно привыкнуть к тому, что малая вошла в мою кровь и единственный способ избавиться от нее — вскрыть вены.

Злюсь… Очень злюсь… На нее, но преимущественно на себя. Меня сильно задели ее слова о том, что я отношусь к ней наплевательским образом. Это не так. Да, я много работаю и, пожалуй, не уделяю Полине столько времени, сколько бы ей хотелось. Но… Черт, такова жизнь! Невозможно ничего не делать, но при этом оставаться владельцем крупной компании и ворочать солидными суммами денег. Так не бывает.

Ко всему прочему я не привык жаловаться. Буду сдыхать, но никому ничего не скажу. Однажды доверился Мишке, когда реально загибался, так он теперь постоянно меня этим попрекает. Выпиваю виски, прошу бармена повторить. Закуриваю. В голове крутится столько различных мыслей, от которых уже просто тошно. Думаю о Софии, о Полине, обо всей своей гребанной жизни. А ведь и правда, куда ведут мои отношения с малой? Я хочу быть с ней, и это даже не обсуждается. Возможно, на следующий год было бы неплохо пойти ей куда-нибудь учиться на заочное отделение. А там… Детей хочу, ее хочу всю и навсегда. Но сейчас рано говорить и о браке и детях, тем более, Поля сама еще как ребенок. Но на перспективу… Почему бы и нет?

В груди начинает ныть оттого, что своими комплексами и страхами я могу безбожно всё просрать. Ведь знаю, что если она уйдет, то я свихнусь. Знаю, но всё равно не могу переступить через себя. Похоже, еще не так сильно прищемило, раз я веду себя как полный мудак.

Смотрю на телефон, она мне не звонит, я ей тоже. Нам обоим нужно немного остыть. Снова пью, но расслабление никак не наступает. Голова мутная, фокус размытый, но всё равно мозги вроде бы работают как обычно. Еще несколько раз прошу повторить, когда виски просто уже мне не лезет, расплачиваюсь и, пошатываясь, иду в уборную. Музыка в клубе как всегда грохочет, тошно становится.

В туалете был только один мужик. Он вымыл руки и вышел. Стою напротив разукрашенного зеркала, смотрю на себя. Да уж… Зрелище неважное. Опускаю голову в раковину, включаю кран и позволяю холодной воде немного остудить меня. Хочется выть оттого, что я полное дерьмо, которое не в состояние построить нормальные отношения. Кажется, виски начал действовать и теперь я начинаю себя жалеть. Алкоголик несчастный.

Подняв голову, я протер глаза и устало привалился к раковине, наблюдая за тем, как вода хлыщет из крана. Выключаю. Снова смотрю на себя в зеркало, пьяно улыбаюсь, а затем заношу кулак и разбиваю зеркало на мелкие осколки. Боль в костяшках притупляется из-за выпитого, вижу только кровь и пару мелких осколков, которые застряли в коже. Пар не выпущен до конца, но становится немного легче.

Выхожу из уборной и перед тем, как пройти к выходу, оставляю приличную сумму денег бармену. Он удивленно смотрит на меня.

— За разбитое зеркало в мужском туалете, — сухо поясняю я и ухожу.

На улице уже давно ночь, машин практически нет, поэтому я гоню на опасной скорости. Снова курю и туго соображаю, что лучше бы сбавить обороты, иначе влечу куда-нибудь. Вместо этого, топлю педаль газа в пол. Несколько резких поворотов разносят по телу мелкие иголочки адреналина, но я игнорирую их.

Уже вижу знакомый многоэтажный дом. Насколько это возможно в моем состоянии, аккуратно въезжаю во двор и еду к своему парковочному месту. Не знаю, как так получилось, но я врезался в фонарный столб. Меня тряхнуло, и я ударился лицом о руль. В глазах всё поплыло. Сработала сигнализация, я ее отключил, но лица от руля не отнял. По носу скользнула влага. Кровь. Нормально.

Не знаю, сколько я так просидел. Может, минуту, а может, и час. Кто-то постучал мне в окно. Опускаю стекло, и немного повернув голову влево, смотрю на нашего охранника. Хороший мужик. Он был свидетелем многих переломных моментов в моей жизни.

— Габриель, где это ты так надрался? — обеспокоенно спрашивает Палыч.

— Та так, — смеюсь и чувствую вкус крови во рту. — Чуть-чуть не вписался.

— Тебе помочь?

— Ага, — буквально вываливаюсь из машины. Голова идет кругом, тошнит.

— Как бы сотрясения не было.

— Нормально, — сплевываю сгусток крови на землю. — Там в машине ключи, отгонишь ее на место?

— Без проблем, а тебе бы лучше, — Палыч скрюченным пальцем указывает на переносицу. — Подлечить.

— Та знаю, — касаюсь носа, вроде бы не перебит, а крови так прилично уже накапало. — Спасибо, Палыч.

— Не за что.

Шатаясь, вхожу в свой подъезд. Консьерж с неодобрением смотрит на меня. Это мало волнует. Иду к лифту. Да уж, таким убитым и разорванным в хлам, малая меня еще не видела. Но я как полный идиот, предоставлю ей такую возможность. Не удивлюсь, если после этого, она уйдет от меня.

Когда я открыла входную дверь, то не сразу поняла, что происходит. Габриель буквально ввалился в квартиру, и едва не упал, споткнувшись о порог. Лицо залито кровью, пальто нараспашку, рубашка расстёгнута до середины.

— Что с тобой случилось? — в ужасе спросила я, всячески поддерживая Габи, чтобы он не упал.

— Ничего, всё нормально, — он улыбается, а затем кривится от боли.

— Ты подрался? — я с трудом сняла с него пальто и ботинки.

— Нет, просто немножко перебрал, — на губах мелькает пьяная улыбка.

— Это я и так вижу, а с лицом что?

— Врезался в столб, пустяки. Пить хочется, и спать, — Габриель зевает.

— Идем, для начала нужно разобраться с твоим лицом.

Я взяла его за руку, он зашипел, отдергивая от меня свою ладонь, будто его обожгли.

— У меня тут тоже небольшая проблема, — показывает свой кулак, измазанный в крови.

— Где тебя черти носили? — злюсь из-за того, что Габи повел себя как подросток, а теперь весь побитый.

— Ну не сердись, — хнычет и тянется ко мне за поцелуем. Резкий запах алкоголя и сигарет раздражает. Сейчас Габриель был чем-то похож на моего отца. Не самая лучшая ассоциация.

— Трудно на тебя не сердиться, — ловко уклоняюсь от его поцелуев. — Идем, — упрямо тяну Габриеля в ванную комнату.

Усадив его на закрытый унитаз, я достала из шкафчика аптечку и, смочив полотенце водой, вернулась к своему горе-путешественнику. Сняв с него залитую кровью рубашку, я бросила ее в корзину для грязного белья.

— Мне же холодно, — жалуется точно как маленький ребенок. — Верни рубашку, — хнычет.

— Она грязная и пока я не приведу тебя в божеский вид, будешь сидеть, и мерзнуть, — недовольно бормочу, аккуратно вытирая родное лицо влажным полотенцем.

Габриель на какое-то время притихает и внимательно наблюдает за каждым моим движением. Я сосредоточена на том, чтобы смазать его разбитую переносицу антисептиком. Ранка оказалась небольшая, а крови столько было, будто ранили слона.