Ветер продолжает дуть, изо всех сил все-таки стараясь что-то сказать ему.

Портье уснул перед телевизором и проснулся от резкого звука настольного звонка. Сначала перед глазами возникли тени, так происходит уже без малого тридцать лет. Сначала тени, потом они обретают цвет, потом изображение словно прыгает в фокус. Шестьдесят восемь лет прожил он на этой планете и не заслужил ничего лучшего, как, проснувшись среди ночи, увидеть две серые тени, садящиеся в синий пикап. Или, может быть, в зеленый.

— Проклятие.

Но он даже не делает попытки встать. Вся эта ночь пошла кувырком, и, наверно, тот парень, который пошел искать бумажник, сейчас поползет ломиться в дверь к своим дрыхнущим дружкам, пьяным сукиным детям. Только теперь он видит кровь.

О черт возьми! — он живо выбирается из-за конторки и видит того парня, замертво лежащим на полу с глубокой раной во лбу. Дорожка крови тянется с улицы и проходит по полу вестибюля, коричневая жижа, которую никогда не спутаешь с обычной грязью.

— Ну что за проклятый мир? Вставай, дружище, не умирай. — Он наклоняется к неподвижному телу и пытается пощупать пульс.

Ему не раз приходилось иметь дело с мертвецами, они не пугали его, как большинство других людей. Семейная профессия, что поделаешь. Куда деваться, если твой отец — препаратор морга, не раз говаривал он. От него всегда пахло формалином, и из-за этого он был предметом насмешек еще в школе; потом ему стали сниться странные сны, и он понял, что это не та жизнь, которую он хотел бы прожить. Так он сменил ее на жизнь в снегах, и некоторое время это хорошо ему помогало, но время от времени смерть вспоминает о нем и наведывается в гости.

Прошла неделя после той вьюжной ночи, когда старик преодолел двадцать ступеней лестницы мотеля, поднялся на второй этаж и вошел в комнату, где спали Габриаль и Липучка. Габриаль сидит, курит сигарету и слушает рассказ. В коттедже белые занавески, прикрывающие окна, и сквозь ткань проникает мягкий рассеянный свет. Свет собирается в середине комнаты, оставляя углы серыми и темными.

Как выяснилось, Койот не умер. Два дня он лежит без сознания в госпитале графства Аспен. Он лежит, весь утыканный какими-то трубками. На экране скачет маленькая точка в такт с его пульсом.

Габриаль называет эту бегущую точку сиделкой, и каждый раз, когда зашедшая сестра пытается выпроводить его из палаты, он сделанной серьезностью поднимает палец и говорит: «А кто будет следить за сиделкой?» Как бы то ни было, они никак не хотят, чтобы в палате сидел какой-то альбинос, да еще растафари.

Потом Койот приходит в себя. У него обморожение, переломы ребер и тяжелое сотрясение мозга. На рану, пересекшую лоб, наложили двадцать семь швов, а все ноги покрыты синяками от ударов носком тяжелого ботинка двенадцатого размера. Полиция полагает, что это обычно хулиганство, и не обращает никакого внимания на лист бумаги, оказавшийся в нагрудном кармане жертвы. Внимания полиции не хватает на то, чтобы сложить два и два.

Листок находит Габриаль, и было это уже после того, как их разбудил портье и приехала полиция. Когда Койота грузили в «скорую помощь», он увидел что-то хрустящее и белое, торчащее из нагрудного кармана куртки Койота. Чистый, аккуратно сложенный лист почтовой бумаги, совсем не такой, каким бывают листы бумаги, найденные на человеке, которого в снегу сбивает машина и тащит по грязи сотню ярдов. Это чистый лист из отеля «Джером». На нем четыре слова, написанные синими чернилами: «Которые суть молитвы святых».

— Ты понимаешь, что это означает? — спросил Габриаль.

Койот в ответ отрицательно качает головой. Он одет в шелковую пижаму и лежит на кровати Ионии, слева, у изголовья, сидит Кристиана и держит Койота за руку, держит уже четвертые сутки.

— Ты уверен, что это они положили тебе в карман записку? — Койот рассказал им свою печальную историю уже два дня назад.

— Кто? — Койоту все еще больно говорить, он подразумевает: «А кто же еще?»

— Откровение, глава пять, конец восьмого стиха. Весь стих гласит: «И когда Он взял книгу, тогда четыре животных и двадцать четыре старца пали перед Агнцем, и имел каждый гусли и золотые чаши, полные фимиама, которые суть молитвы святых».

— И? — спрашивает Койот.

— Откровение, глава 5, стихи с первого по десятый. Когда Хайле Селассие был коронован как император Эфиопии в 1930 году, расты на Ямайке узнали в нем принца Тафари, царя царей, господа господ, побеждающего льва колена иудина, Ягве — одного истинного Бога из пророчества, пророчества, данного в откровении, в главе 5, в стихах с первого по десятый.

С неба полными ведрами валит снег.

В конце концов, Иония уже пытался сделать это другим способом. Тогда у него была жена, красивая персиянка, но Бог не захотел, чтобы у него была другая жизнь, он пожелал, чтобы Иония искал истину в блуждании, и что ж, именно этим он теперь и занимается. В конце концов, бывает, что ты сам ведешь свою линию, но бывает, что линия ведет тебя.

Итак, он удалился в красивый домик, где был маленький кабинет и стол, заваленный исписанными листками бумаги. Никто не выражал ему соболезнования. Иногда в такие моменты, как этот, его навещала покойная жена. Он не знает почему, но он всегда беседует с ней, задает ей вопросы, нежно отвечает и говорит ей, что она до сих пор очень красива. Очень стыдно, когда весь мир видит, как взрослый мужчина вслух разговаривает в пустой комнате, но он всегда очень хорошо видел вдаль, а это тоже кое-что да значит.

Они поженились в маленькой синагоге в Иерусалиме. Она была мусульманкой, верной суфийским правилам, и ей не было в общем-то никакого дела до еврейского дома поклонения. У них были поддельные документы и подкупленный раввин, но она верила в брак, также как верят в рождение или смерть, в то, что надо обнимать врагов и дать любви пройти сквозь тебя, мимо тебя или над тобой, и кто мог бы спорить с этим? Спустя семь месяцев она была мертва.

Ее отец был одним из первых сторонников аятоллы Хомейни, из-за этого он сам, его два сына и горячо любимая дочь переехали в город Хом. Отец говорил им, и в это верили многие, что Хомейни был двенадцатым имамом, Давно Ожидаемым, который исчез в девятом веке, ровно тысячу лет назад, а теперь вернулся, и они должны жить в Хоме, вероятно, самом безобразном городе мира, в бетонной коробке только для того, чтобы положить жизнь на служение ему.

«Если он чего-то хочет от меня, то пусть подождет еще тысячу лет». Так было написано в записке, которую она оставила, покинув дом, город, страну. Она познакомилась с Ионией в Иерусалиме, они полюбили друг друга, и она никогда не жалела об этом. Несколько месяцев им понадобилось на то, чтобы удостовериться в том, что это и правда любовь, еще два ушло на сохранение тайны, и только через две недели после этого они нашли уединенную синагогу и раввина, так вот все и было. Отцу понадобилось семь месяцев, чтобы выследить ее.