Джорни возвращается за барную стойку и ставит передо мной стакан.

— Что будешь сегодня вечером?

Тебя.

— Лагавулин… (прим. пер.: Лагавулин — известный шотландский односолодовый виски).

— Неразбавленный? — заканчивает она за меня с легкой улыбкой на лице.

Я киваю, наблюдая, как Джорни наливает янтарную жидкость. Она протягивает мне стакан, не убирая руку дольше, чем нужно. Я беру его, соприкосновение наших рук скрыто в тени стены возле меня. Оно посылает разряд в то место, куда мне бы не хотелось. Мы встречаемся взглядами. Ее взгляд смягчается, и я изо всех сил пытаюсь сохранить невозмутимое выражение лица.

— Кто он? — Киваю в сторону мужчины, позади меня. — Твой парень?

Называю его «парнем» в шутку. Но это длится недолго.

Джорни выгибает бровь, ей явно весело.

— Мой парень? Ха.

Приподнимаю брови, ставя стакан на подставку. Наблюдаю, как ее красивые розовые губы изгибаются в улыбке, и я чертовски хочу, чтобы эти губы целовали меня. Любую часть меня. Это наводит на мысль, сколько из этих ублюдков в баре пришли сюда с желанием засунуть свой член в ее идеальный рот.

Слово «парень» терзает меня по непонятным причинам. Мне похрен, если у нее есть парень. Хорошо, давайте я перефразирую. Мне должно быть похрен. Но опять же, я бы убил этого сукина сына, если бы это было правдой, потому что — нравится мне это или нет — эта девушка теперь моя.

Пытаясь привести в порядок мысли, опускаю взгляд на свою руку, которой держу стакан. Делаю большой глоток виски и обдумываю следующий шаг. Алкоголь пьется легко, притупляя мою душевную боль. Проведя рукой по волосам, смотрю на Джорни.

Она смеется, кашляя в запястье.

— Парень, — размышляет она, склонившись над барной стойкой и облизывая свои пухлые губы, которые мне бы хотелось почувствовать вокруг своего члена. Я сохраняю равнодушное выражение лица, но мне кажется, мой взгляд затуманен и напряжен, несмотря на все мои усилия. Между нами проскакивают искры, сближая нас. — Нет. Он не мой парень.

Наши лица разделяют лишь пара дюймов, и я изо всех сил стараюсь не схватить ее за подбородок и не засунуть свой язык ей в рот. Может быть, тогда она бы замолчала на хрен, забыв о слове «парень».

Прочистив горло, допиваю остатки виски.

Джорни выпрямляется и берет бутылку, чтобы наполнить мой стакан.

— Но с ним я лишилась девственности. — Она подзывает меня двумя пальцами. Появилась ямочка в центре ее щеки. Я ухмыляюсь, отказываясь наклоняться к ней. — Это было не очень приятно.

Немедленно опрокидываю стопку, меня бросает в жар, горло жжет.

— Это правда?

Джорни смеется, и от звука ее смеха меня пронзает дрожь. Ее щеки заливаются румянцем, и она снова наклоняется ко мне, прижимаясь грудями к барной стойке. Она пахнет дождем в солнечный день. Мой взгляд блуждает, а затем фокусируется на ней, когда она шепчет:

— Мне нравится… — Джорни делает паузу, ее взгляд мечется по бару, а затем возвращается ко мне, — быть собственностью. Принадлежать мужчине, понимаешь? А он, к сожалению, не мог этого дать.

Я сглатываю, мое сердце бешено колотится в груди. Принадлежать? Как насчет того, чтобы поклоняться тебе? Мое лицо не выражает никаких эмоций, она не может разгадать мои мысли, но инстинктивно я принимаю вызов. Кто, черт возьми, эта девушка? Куда делась та наивная, невинная Джорни, которая смотрела на меня коровьими глазами в ту ночь, когда мы встретились? Теперь эта цыпочка практически ползет ко мне по барной стойке, а я дрожу, сдерживая себя, чтобы не трахнуть ее на глазах у всех ублюдков, которые таращатся на нее.

Сделав вдох, постукиваю пальцем по стакану.

— В таком случае, как насчет еще одного раунда?

Джорни улыбается, вдыхает с тихим хрипом и пригвождает меня своими темными, словно затмение, глазами, прикусив нижнюю губу. Я тону. Словно одинокое судно в море, которое омывается соленой водой и освещается лунным светом. И она — якорь, тянущий меня вниз, топит разбитые осколки, оставшиеся от меня.

Неспешно улыбаюсь ей в ответ, понимая, что если я иду ко дну, испятнанный солью и неугомонный, то и она со мной.

ГЛАВА 16

Зона прибоя — зона, где разрушаются поверхностные волны океана, приближающиеся к берегу. Как правило, глубина водной толщи составляет от пяти до десяти метров.

Воздух застыл вокруг меня, несмотря на то, что я нахожусь в переполненном посетителями баре. Мои ладони покалывает. Это один из тех моментов, когда тело борется со своими реакциями. Меня не интересует ничто и никто вокруг, кроме мужчины, который пригвождает меня своими глазами цвета морской волны. Заверните, пожалуйста. Я возьму его себе. Будучи на антибиотиках, а также после пары уколов, которые я сделала тайком, чувствую себя чертовски хорошо. И дерзко.

Линкольн пьет свою пятую порцию виски. На его щеках вновь появился румянец, а в глазах — возбуждение. Невозможно спутать энергию, которую излучает этот мужчина. Он будто завладел моей душой со словами: «Теперь ты принадлежишь мне». Линкольн делает глоток своего напитка, глядя прямо перед собой. Я смотрю налево. Эйв склонился над кассой, его настороженный взгляд мечется между нами.

Наклонившись, шепчу:

— Хочешь пойти ко мне?

Ко мне? Ха. Это дом моих родителей, а теперь формально и Эйва. Я просто живу там. Поднимаю глаза на столы за его спиной, а затем смотрю на Дилан, которая пристально наблюдает за нами.

— Нет, — бормочет Линкольн хриплым голосом. Его взгляд скользит по барной стойке, и он толкает свой стакан в мою сторону. Хм, ладно. Какой-то хреновый ответ, да? «Не будь той девушкой», — говорю я себе. К нему все равно нельзя привязываться.

Укол разочарования пронзает мою грудь.

— О. — Делаю шаг назад, ссутулившись. Чувствую, как румянец заливает мои щеки.

Он тихонько смеется, ерзая на стуле. Его смех грубый и резкий, как будто мою кожу царапает разбитое стекло. Оно не проникает глубоко, но оставляет свежий неровный след, который жжет и напоминает о том, какую власть Линкольн имеет надо мной.

— Я сказал, что не хочу, но это не значит, что я не буду.

Сглатываю, сбитая с толку. Его слова застают меня врасплох, я поворачиваюсь, беру виски и наполняю его стакан. Вы слышали выражение «У меня от него коленки дрожат»?

Это про Линкольна Харди.

Этот скрытный, угрюмый и суровый негодяй сделает так, что вы забудете о своих коленях вообще. Всегда виной тому мужчины, в которых мы так легко влюбляемся. Секундой позже на