— Обожаю эту игру, — заметила я.

Фран вытянулась на полу, закинув руки за голову, и устремила взгляд в потолок.

— А почему нельзя ему просто сказать? Подойди да и скажи: Фрейзер, не женись на ней, она сука. Облезлая, крашеная сука-сука-сука. Законченная и бес-бес-беспросветная сука. Была бы она президентом — зваться ей Сукахам Линкольн.

— Ты к чему?

— А была бы ковбоем — звалась бы Суч Кэссиди.

— Фран, это очень мудрая идея. Но я подозреваю, что Энгус уже пробовал.

Энгус повесил голову.

— Вроде того. Правда, такую песнь про суку я не спел.

— И что произошло?

— Посмотрел он на меня глазами печальной собаки и сказал, задушевным таким голосом: «Энгус, вы просто друг с другом не ладите. Поверь мне, она замечательная. Все будет в порядке».

— Тьфу, — скривилась Фран. — Что я больше всего ненавижу на свете, так это женщин, которых мужчины называют замечательными и которые на самом деле — настоящие гадины.

Алекс взглянул на нас поверх газеты:

— Правда? А как насчет женщин, которые никак не перестанут собачиться и орать?

— Ах вот как? А как насчет мужчин, которые удирают в Америку и трахают там своих подружек?

Я застыла.

Никогда и ничего в жизни Фран не говорила просто так. Да, наверное, я догадывалась, что у Алекса многое происходило в жизни за время его отсутствия, но я же не знала этого точно, и я думала… Я смотрела на него и чувствовала, как слезы наполняют мои глаза. Фран привстала, испугавшись собственных слов.

— Мелани…

Алекс отшвырнул газету и вылетел из комнаты. Я думала, что он просто уйдет, — возможно, навсегда. Было такое ощущение, словно меня душат за горло.

Явно не соображая, что делать, Алекс ворвался обратно и кивком позвал меня за собой, но меня будто парализовало.

— Идем, — рявкнул Алекс.

Я встала и вышла за ним в холл. Он схватил меня, притянул к себе и прижался лбом к моему лбу, стараясь совладать с собой.

— Твоя подруга меня всерьез ненавидит, да?

— Да, — вымолвила я, кусая нижнюю губу. У меня едва хватало сил говорить. — Т-ты это делал? — выдавила я дрожащим голосом.

— Мел, ты же знаешь, я должен был найти себя. Попробовать все новое. Чтобы понять, где мое место. Здесь. С тобой.

Я отвела глаза и напряженно уставилась в пол.

— Америка… Это было совсем в другой жизни. Я натворил там много такого, чего никогда не сделал бы здесь. Много такого бредового… Ты должна мне поверить, тыквочка. — Я хотела, очень хотела поверить. — Ты особенная — я твержу тебе это все время, но ты не веришь в себя. Сама посуди, я же вернулся к тебе, верно? Ты же знаешь, какая у меня голова путаная. Но я же здесь!

Я снова посмотрела Алексу в глаза. Он казался таким искренним, так отчаянно стремился все исправить. Вот-вот сам заплачет.

— Пожалуйста, Мел.

Мы долго смотрели друг на друга.

— Все в порядке, — проговорила я наконец. — Все в порядке. Это было очень давно.

— Ты серьезно?

— Да, — тихо ответила я.

— Я о тебе там все время думал.

— Правда? А я о тебе и не вспоминала, — Я выдавила смешок.

— Вся эта чушь кончилась, обещаю тебе. Теперь есть только ты и я. А если бы ты послала куда подальше эту Фран, все было бы просто идеально.

— Алекс, она моя лучшая подруга.

— А я?

— А ты мой спутник жизни, забыл?

— Ах да.

Я обязана была спросить:

— Ты меня любишь, Алекс?

Он улыбнулся и поцеловал меня в губы.

— Я с тобой тра-ахаюсь, что, не та-ак? — Алекс пародировал речь кокни.

— Нет, скажи.

— Малыш, я люблю тебя, как не любил никого на свете.

И он ушел. Я стояла в дверях; возвращаться в гостиную не хотелось. Рядом, на столике, лежала почта. Я никогда специально ее не проверяла: счетами пусть занимается Линда, а все остальное она может запихнуть мне под дверь. Но теперь я просмотрела конверты и подивилась, сколько же благотворительных организаций для животных существует в мире. Вдруг я наткнулась на конверт, адресованный мне, — для передачи Алексу. Плотный белый конверт.

Что за чудеса. А снизу нашелся еще один — уже для меня.

Я сразу смекнула, что это такое, — приглашения на свадьбу, вот что! В конце концов, много ли я получаю плотных белых конвертов? Его можно поставить на каминную полку! Правда, Линда уже заполонила ее стеклянными котятками.

Я вернулась в гостиную. Энгус и Фран смотрели на меня с участием.

— Извини! — с ходу выпалила Фран.

— Все нормально. — Я села и налила себе еще один бокал вина.

— Это было только предположение, Мел. Я и не думала… — Фран, похоже, не знала куда деваться.

Я похлопала ее по руке:

— Выйдем. Я хочу тебе кое-что сказать.

Фран направилась за мной.

— Фран, не волнуйся. Все вышло только к лучшему. Он… — Я чувствовала себя по-дурацки смущенной. — Не хотелось говорить при Энгусе, но… он сказал, что любит меня. Впервые в жизни.

— Этот хорек? — Фран немедленно вновь преисполнилась презрения. — Он никого, кроме себя, не любит.

Я пронзила ее взглядом, свидетельствовавшим, что я еще не простила.

— Ладно, ладно, умолкаю. Я за тебя рада. Честно.

— Фран, ты перестанешь зверствовать?

Фран застонала.

— Перестанешь? Это его до точки доводит — и меня тоже.

— Ладно. Хорошо. Если ты действительно этого хочешь, я подавлю свою естественную реакцию на этого урода.

Я крепко обняла ее:

— Фран, я обожаю твои звериные реакции. Если только это не загнанный в угол ягуар.

Фран оскалилась. И мы вернулись в комнату.

— И часто у вас такие драмы разыгрываются? — поинтересовался Энгус, неторопливо потягивавший вино.

— А кто тут собирался целую свадьбу расстроить? Не ты случайно? — напомнила я ему. — Да, кстати, — смотрите! — И я вытащила конверты.

— Приглашения? — Фран тотчас вцепилась в них. — Почему это вам два отдельных?

— Думаю, потому, что они могли себе это позволить, — беззаботно сказала я, вскрывая свой конверт. И потрясенно уставилась на отделанную золотом открытку. — Ах, сука!

— Что?

— Смотри!

Фран взяла у меня открытку.

— Вот это да!

«Джоан и Дерек Филлипс, — гласила открытка, — приглашают Вас на свадьбу их дочери, Аманды Серены Филлипс, и Фрейзера Аласдера Маккональда в церковь Пирфорд-Вилледж, в 10 утра, 21 декабря, за чем последует ланч в «Фантастическом петухе» и танцы в Пирфорд-Хаус».