– Вы и правда настоящее сокровище, Алиса. Всегда восхищался талантом к артефакторике. Когда был юным, мог часами просиживать в мастерской матери, наблюдая за ее работой. Любая магия – невероятное умение, но артефакторика… Плетения, как ажурные кружева… – Голос Джереми стал мягким, немного восхищенным, немного мечтательным. – Кхм, ладно, – откашлялся вице-канцлер, а после снова своим привычным сухим тоном добавил: – Мы можем еще раз осмотреть экипаж.

– Нет. Кажется, от этого не будет толку, – поморщилась я. – Сдаюсь! Все могут ошибаться. – И, похоже, я зря выставила за дверь премьер-министра. Хотя в этом преступлении каяться как раз хотелось меньше всего. – Но версия имеет право на жизнь.

– Конечно! – кивнул Джереми. – Как ваши успехи в работе с артефактом связи душ?

– Никак! – честно призналась я. – Увы, в вашей библиотеке нет ни слова о родовом артефакте. И об этом я тоже хотела бы с вами поговорить. Похоже, мы ищем не в той библиотеке. Это дом вашей матери, а артефакт, я так понимаю, достался вам от отца.

Вице-канцлер поморщился, но согласно кивнул:

– Да, мне стоило подумать об этом сразу. Тут моя промашка. Сейчас же напишу канцлеру и запрошу разрешение посетить дворец.

Я едва смогла сдержать удивление. Хотя, собственно, почему? И к простому смертному приличия не позволяют врываться вот так запросто, а уж к канцлеру империи… Там, поди, и дети на аудиенцию записываются за неделю. Хотя тут я, наверное, все же перегибаю.

Ладно, не будем акцентировать излишнее внимание на внутрисемейных отношениях Джереми Холта.

Я устало упала на диван и снова, уже издалека, обвела взглядом книжные полки, стол… Ничего такого, что могло бы служить магическим прослушивающим предметом.

Джереми достал из ящика стола лист бумаги с золотым тиснением и гербом Холтов в самом углу. И вынул из внутреннего кармана пиджака самопишущее перо из темного дерева, украшенное маленькой янтарной птичкой.

Я так и замерла, таращась на это невероятно красиво выполненное изделие. Не в экипаже… и даже не в кабинете…

– Ми… Джереми, а вы не позволите мне взглянуть на ваше перо?! Очень забавная птица… Похожа на вечно подслушивающего Пэра.

Холт посмотрел на меня, как на повредившуюся умом. Но я уже ни на что не реагировала.

– Раз вам так любопытно… – протянул он мне перо.

Было безумно любопытно. Особенно когда я достала свои очки и, нацепив их на нос, принялась разглядывать плетение.

– Послушайте, а вас не смущало ранее, что перо фонит магией?!

– Нет. Мне его подарила… знакомая подарила. – Вот, значит, как. Кажется, я знаю, как зовут эту знакомую. Эмили Вайтс. – И сказала, что помимо прочего оно может поправлять написанное, не наделав клякс. Я слишком мало придаю значения разборчивости моего почерка. А это перо само подбирает читаемую форму букв.

Я кивнула. Нечто такое было. Мы изучали похожие плетения на втором или третьем курсе. Они применялись чаще в быту. Нам таким пользоваться строго запрещали, вырабатывая – цитирую мистрис Флеминг: «Аккуратность и каллиграфичность, студенты! Это самые важные навыки, которыми должен обладать артефактор. Разве вы сможете создать качественный артефакт, если и имя свое ровно написать не в силах?»

Сложно спорить с такой формулировкой. Но оставим эту схему в покое, она меня не интересовала.

А вот второе наложенное плетение…

– Я не ошибалась, Джереми, – победно подняла я вверх перо, сняв очки. – Просто не там искала. Вы носили прослушку с собой.

Несколько мгновений в кабинете висела тревожная тишина. Такая обычно бывает, когда предчувствуешь бурю и ждешь первого грома. Кажется, вот-вот… но все равно тишина.

Мистер Холт поджал губы, явно едва сдерживая злость. Снова расправил лист и сказал настолько спокойно, что я аж рот разинула:

– Я назначу посещение дворца на завтра. – И он протянул ладонь, намекая на то, что не мешало бы вернуть принадлежащую ему вещь.

– Что?! – Все, что пришло мне на ум в связи с полнейшим непониманием такой реакции. Ведь у него не получалось скрыть от меня свое бешенство.

Я снова надела очки, разорвала нить, которая отвечала за передачу звука, и только после этого передала перо владельцу.

– Джереми, – настороженно обратилась к мистеру Холту. – Вы вообще слышали, что я только что сказала?! Скорее всего, человек, который вам подарил это перо, причастен к покушениям и…

– Алиса, – оборвал он меня так резко и холодно, что я отшатнулась и чуть не подавилась воздухом. – Послушай… те. Я, кажется, погорячился, привлекая вас к расследованию. Вы больше не будете мне помогать.

Я задохнулась от возмущения и вскочила с дивана:

– Но как же так?! Ведь…

– Вы меня слышали. Ступайте спать. Завтра мы посетим дворцовую библиотеку, и вы сможете найти все необходимые вам сведения об артефакте связи душ. Далее сделаете все, что нужно, получите оплату за свою работу и можете быть совершенно свободны. Ваши услуги более мне не понадобятся.

Я открыла рот и тут же захлопнула.

Вот, значит, как… Я старалась, искала. Даже нашла! А он…

Обида подступила к горлу комком, на глаза навернулись слезы.

– Только не надо устраивать здесь показательных выступлений, – раздражился Джереми Холт. – Ступайте отдыхать. Сара принесет вам ужин в комнату.

Его слова вкупе с уже привычным раздражением подействовали на меня, как ведро опрокинутых на голову помоев.

Я зло скрипнула зубами и, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на вице-канцлера, процедила:

– Хор-р-рошей вам ноч-чи, мис-стер Холт! – и, развернувшись настолько стремительно, что взлетели юбки, выбежала из кабинета.

Я считала все произошедшее абсурдным и несправедливым. Ведь он сам попросил меня о помощи. И полагала, что хотя бы пару слов благодарности за проделанную работу заслужила.

Неблагодарная скотина! Хам!

Вечный, кого я обманываю?! Больше всего меня зацепило даже не то, что он ни с того ни с сего выставил меня за дверь. Он сделал это сразу же, как только выяснилось, что в покушениях замешана его любовница.

Злость просто душила, и я едва могла сдержать желание закричать или что-то расколотить. Желательно о его сиятельную голову.

Черт, как же обидно! А еще… А еще я поняла, что прямо-таки ненавижу эту рыжую лахудру, которая смогла настолько запудрить мозги Джереми Холту, что он согласен даже закрыть глаза на то, что она причастна к покушению на его жизнь. К почти состоявшемуся убийству… Да если бы не я… То он…

Проклятье, в последний раз мне так хотелось плакать, когда папа отправил меня поступать в академию. Тогда тоже от меня избавились самым простым и доступным образом, едва я начала занимать слишком много места в жизни.