– Где еврейка?

Рене спряталась за Берту. Офицер повторил свой вопрос, Вернер поднял руку и начал объяснять:

– С ней пришел один из ваших… Он был в американской форме.

– Довольно! – Немец побледнел, губы у него затряслись. – Вас расстреляют. Всех.

Франсуаза сделала два шага вперед и указала на Рене.

– Еврейка здесь…

Эсэсовец в сопровождении солдата подошел к девочке, долго на нее смотрел и отдал команду, не глядя на подчиненного:

– Убей ее.

Солдат встал перед Рене спиной к командиру и направил на нее оружие. Она подняла голову, ловя его взгляд (в последний раз это помогло), и ее лицо просветлело.

– Чего ты ждешь? – рявкнул эсэсовец в спину Матиасу.

Тот резко обернулся, выстрелил ему в лоб, и он с изумленным видом рухнул на землю. Стоявший у него за плечом солдат даже прицелиться не успел и тоже оказался на земле с ножевой раной в животе. Другой эсэсовец застрочил из автомата, Матиас перерезал ему горло и тут же ударил под ложечку другого. Все случилось мгновенно и выглядело, как сотни раз отрепетированное представление. Рене побежала во двор, раненый солдат взял ее на мушку, но выстрелить не успел – получил стрелу в грудь. Другая вонзилась в спину тому, что боролся с Матиасом. Гражданские разбежались в разные стороны, Матиас в несколько скачков преодолел двор, подхватил Рене, укрывшуюся за дохлой лошадью. Невесть откуда летевшие стрелы убивали одного немца за другим.

Затаившийся на голубятне Филибер ловко перезаряжал арбалет и стрелял, весело напевая. Уйдя с фермы сразу после разоблачения «Мэта-одинокого-ковбоя-из-Канады», он решил, что принесет больше пользы на воле, а не среди сумасшедших американцев. Филибер следил за подступами к ферме, слушал, что говорят о положении на фронте, видел, как пришли немцы, перепугался и не знал, что делать. Он отправился на разведку и встретил американцев. Их было много, все вооруженные до зубов. Они шли к ферме и сказали Филиберу, что самолеты скоро начнут бомбить, а значит, войне конец.

Матиас бежал к хлеву с девочкой под мышкой, за ним гнался солдат. Пока Филибер перезаряжал оружие, он успел выстрелить. Матиас упал, увлекая за собой Рене, но она тут же вскочила на ноги, обернулась, увидела, что бош рухнул со стрелой в спине, добежала до хлева и исчезла из поля зрения Филибера.

Юбер и Вернер укрылись в пекарне, остальные вернулись в дом, и только убитая Мишлин осталась лежать в луже крови. Жюль подошел к окну, услышав гудение моторов. На двор упали первые бомбы. В воротах появились американские солдаты, и двое оставшихся в живых эсэсовцев сдались.

Матиас на несколько секунд потерял сознание, но почти сразу пришел в себя от боли, узнал характерный шум истребителей – легендарных английских «Спитфайров» – и подумал, что пехота недалеко. Он с огромным трудом столкнул с себя тяжелое тело умирающего, встал на колени, увидел Рене и последним усилием дотащился до двери. Внутри Матиас привалился к стене, чтобы перевести дух. Рене залилась слезами, увидев его окровавленный бок.

Филибер покинул свой пост на голубятне и незаметно проскользнул в хлев. Немец был очень плох. Он истекал кровью, лицо стало смертельно-бледным, глаза помутнели, как вода в пруду Утопленников, но он велел Филиберу оседлать Соломона. «Неужели этот парень надеется удержаться в седле? Малышка плачет, гладит его по руке, трогает рану, потом вытирает глаза. Просто беда! Все личико перемазала, а он улыбается, хотя ему жутко больно. Вон, весь мокрый от пота, наверняка уже жар начался…»

Филибер взял валявшееся в углу ведро, налил воды из колонки, Матиас сделал несколько жадных глотков и слегка взбодрился. Филибер снял рубашку, разорвал на полосы, туго перебинтовал Матиасу живот, чтобы остановить кровотечение, помог ему встать и подсадил на лошадь, потом пристроил Рене в седле перед ним. Матиаса качало, повязка промокла от крови, но он собрался, и они наконец тронулись в путь.

Когда лошадь перешла на галоп, ветер подул Рене в лицо, но она крепко держалась за гриву Соломона и не боялась, ведь ее спину защищал Матиас. Над ними пролетел самолет, сделал круг и снизился, как будто пилот решил посмотреть на всадника поближе. Рене знала, что Матиас умирает, лошадиная шкура промокла от крови. Она слышала, как тяжело он дышит. Матиас на мгновение отпустил уздечку и обнял девочку, чтобы успокоить ее. Они свернули к лесу, и Соломон замедлил шаг. Матиас привалился к Рене, она обернулась, стала звать его, заставила поднять подбородок. Он вымученно улыбнулся и впал в полузабытье.

Они все-таки доехали до хижины Жюля. Матиас свалился на снег у порога и потерял сознание. Его била дрожь, тело было мокрым от пота, и Рене, как ни старалась, не могла привести его в чувство. Вокруг стояла гулкая тишина – все звуки войны стихли, и только девочка рыдала, глядя на помертвевшее лицо Матиаса. Она трясла его, звала по имени, потом совершенно отчаялась и дала ему пощечину. Он очнулся и дополз до старого матраса. Рене разожгла огонь в очаге, сняла пальтишко и накрыла его, потом сходила к источнику за водой и попыталась напоить Матиаса, но не сумела. Жизнь медленно покидала его.

Рене подумала было вернуться на ферму за помощью – Соломон наверняка найдет дорогу, – но испугалась, что смерть воспользуется моментом, придет и заберет Матиаса. Она сидела рядом, вытирала ему лицо и шею влажным полотенцем и просила остаться с ней. Он что-то бормотал по-немецки, из груди у него рвались хрипы, глаза на мгновение открылись, но не видели Рене.

Два часа спустя пришел Филибер. Он промыл рану, сделал новую повязку. Кровотечение остановилось, но в себя Матиас не пришел, и жар все никак не спадал. Пришлось идти за Жинеттой. Знахарка извлекла пулю и четверо суток не отходила от больного. Филибер топил не переставая, но в комнате все равно стоял ужасный холод. Жинетта изумлялась атлетическому сложению Матиаса, той яростной жажде жизни, которая пропитывала все его существо и не позволяла сдаться. Он был рожден для жизни, хоть и делал вид, что глубоко ее презирает.

Арденнское сражение закончилось 24 января, после того как союзники взяли Сен-Вит. Во время наступления на Уффализи Сен-Вит ферма пережила третье «нашествие» американских солдат. К концу января Матиас уже мог вставать и даже ходить. Жюль и Филибер принесли кровать, две табуретки и стол, чтобы он прятался в хижине до полного выздоровления. Свидетелям рождественских событий сказали, что Матиас мертв, и только члены семьи Паке, Филибер и Жинетта знали правду. Рене жила на ферме, но могла навещать Матиаса, когда хотела, – Филибер ее провожал, а потом забирал.

Все изменилось. В присутствии Рене Матиас чувствовал необъяснимую неловкость. Он надеялся, что, вновь оказавшись в хижине вдвоем, они переживут мгновения острого, идеального, почти сказочного счастья, но все вышло иначе. Тогда, зимой, случилось чудо, теперь нужно было думать о будущем, а Рене в нем места не было. Матиас не умел жить среди людей, он был уверен в бессмысленности всего сущего и ничего не мог дать девочке.