— Пасха в Севилье? Но ведь на следующей неделе уже Великий пост! — засмеялась Мэй.

— Почему бы нам не пожениться на Великий пост? — легкомысленно предложил он и понял свою ошибку, увидев, как глубоко шокирована Мэй. — Я, конечно, пошутил, дорогая. Но сразу после поста — мы сможем отплыть в конце апреля. В офисе я все улажу.

Мэй мечтательно улыбнулась такой возможности; но, увы, Арчер ясно видел, что она останется только мечтой. С таким же выражением она слушала, когда он читал ей стихи о прекрасных вещах, которых не бывает в реальной жизни.

— О Ньюланд, еще, еще, я так люблю слушать твои фантазии…

— Но почему они должны оставаться фантазиями? Почему мы не в силах воплотить их в жизнь?

— Конечно в силах, дорогой. В следующем году… — протянула она.

— Разве ты не хочешь, чтобы это было скорее? Неужели мне не удастся уговорить тебя сделать это сейчас?

Она опустила голову, спрятав лицо под спасительными полями шляпы.

— Зачем нам проводить целый год в мечтаниях? Дорогая, взгляни на меня. Разве ты не понимаешь, как я хочу, чтобы ты скорее стала моей женой?

Мгновение она оставалась неподвижной; затем, подняв глаза, послала ему взгляд такой немыслимой ясности, что он едва не выпустил ее талию из своих рук. Но вдруг в глубине ее глаз появилось другое, загадочное выражение.

— Мне кажется, я не совсем тебя понимаю, — сказала она. — Может быть, это означает, что ты не уверен, что твои чувства ко мне останутся неизменными?

Арчер вскочил со скамьи.

— Боже, откуда мне знать? Я не знаю! — рассерженно вскричал он.

Мэй поднялась тоже и, выпрямившись, посмотрела ему прямо в глаза с обостренным чувством собственного достоинства. Они оба помолчали мгновение, словно их смутил неожиданный оборот разговора, затем она тихо спросила:

— Может быть… кто-то встал между нами?

— Кто-то встал между нами? — повторил он ее вопрос медленно, как будто бы не понял его и ему нужно было время, чтобы осознать его смысл.

Мэй, словно уловив неуверенность в его голосе, продолжала проникновенным тоном:

— Давай поговорим откровенно, Ньюланд. Иногда мне кажется, что твое отношение ко мне изменилось; особенно после того, как была объявлена наша помолвка.

— Дорогая, что за чушь! — опомнившись, запротестовал он.

Она встретила его протест слабой улыбкой.

— Если это так, мы вместе посмеемся над этим. — Она помолчала и добавила, грациозным движением вскинув голову: — Или — если это правда — мы все равно можем все обсудить. Так легко совершить ошибку — ты мог сделать это.

Он опустил голову, разглядывая темную узорчатую тень листвы на залитой солнцем тропинке, что лежала у них под ногами.

— Совсем не трудно совершить ошибку, но, если бы я сделал это, неужели бы я стал просить тебя ускорить свадьбу?

Она тоже опустила голову, кончиком зонта ломая узор светотени под ногами.

— Да, — сказала она наконец. — Может быть, ты хочешь — раз и навсегда — покончить с этим. Это выход.

Ее невозмутимость испугала его. Может быть, она равнодушна к нему? Из-под полей шляпы Арчер видел только ее бледный профиль. Ноздри ее слегка подрагивали над решительно сжатыми губами.

— Ты что-то имеешь в виду? — спросил Арчер, снова усаживаясь на скамейку и глядя на нее снизу с выражением, которому он силился придать оттенок шутливости. Она опустилась рядом с ним и продолжила:

— Ты не должен думать, что девушка знает так мало о жизни, как воображают ее родители. Каждая из нас все слышит и все замечает — и имеет свои собственные чувства и мысли. Задолго до того, как ты признался мне в любви, я знала о том, что у тебя есть другая женщина; все кому не лень толковали об этом два года назад в Ньюпорте. Однажды я увидела вас сидящими вместе на танцевальной веранде — и когда она вернулась в дом, у нее было печальное лицо, и я пожалела ее. Я вспомнила об этом потом, уже после нашей помолвки.

Голос Мэй упал почти до шепота, и она сжимала и разжимала руки, державшие зонтик. Арчер нежно сжал их, испытывая чувство невыразимого облегчения.

— Мое дорогое дитя, так вот что тебя мучит?

Если бы ты знала правду…

Она быстро подняла голову:

— То есть есть что-то, чего я не знаю?

— Я имел в виду — правду о той старой истории, — сказал он, не отнимая своих рук.

— Но я бы и хотела узнать — именно это. Я должна знать, Ньюланд. Я не хочу, чтобы мое счастье было построено на чьем-то чужом несчастье. И мне хочется думать, что ты чувствуешь то же, что и я. Что же за жизнь у нас будет в ином случае?

Лицо ее окрасилось такой трагической решимостью, что он готов был упасть к ее ногам.

— Я много раз хотела сказать тебе это, — продолжала она, — я хотела сказать тебе, что если двое по-настоящему любят друг друга, я могла бы понять, что возможны ситуации, когда они могут пойти против общественного мнения. И если ты чувствуешь, что ты как-то связан… связан с той женщиной, о которой мы говорим… и если ты дал ей обещание и должен его выполнить… если она может развестись… Ньюланд, ты не должен бросать ее даже ради меня!

Легкое удивление, охватившее его, когда он понял, что ее страхи связаны с давно позабытой историей его интрижки с миссис Торли Рашуорт, сменилось более сильным чувством. Он был просто сражен. Совершенно невероятно, чтобы она обладала столь противоположной общепринятой, великодушной точкой зрения на подобный предмет — и если бы не постоянно гнетущая его проблема, он бы просто умер на месте от изумления: ну и вундеркинд вырос среди Уэлландов! Уговаривать его жениться на прежней любовнице! Но у него еще кружилась голова при мысли о пропасти, на краю которой они стояли несколько мгновений назад, и он вновь исполнился благоговения перед ее девическим неведением.

Несколько мгновений он не мог вымолвить ни слова. Затем заговорил:

— Нет никаких клятв, никаких обещаний — во всяком случае того рода, что ты говорила. Такие дела обычно гораздо сложнее… но это не имеет значения… Я преклоняюсь перед твоим великодушием, я думаю так же, как и ты… я чувствую, что любой случай, если его рассматривать отдельно… независимо от дурацких условностей… Я имею в виду, каждая женщина имеет право быть свободной… — Он остановился, испугавшись того, куда могут завести его собственные рассуждения, и продолжал, с улыбкой глядя на нее: — Раз ты так все хорошо понимаешь, дорогая, не пойти ли тебе немного дальше и понять всю бесполезность того, что мы должны склониться перед другой формой тех же дурацких условностей? И раз между нами не стоит никто и ничто, разве это не аргумент для того, чтобы не откладывать свадьбу и пожениться быстрее?

Она подняла к нему вспыхнувшее от радости лицо, и он увидел, что глаза ее наполнились слезами счастья. Но в следующий момент торжествующая гордая женственность вновь сменилась в ней на робкую девическую беспомощность; и он понял, что ее смелость и предприимчивость касается только других и что во всем, что касается ее самой, она совершенно несамостоятельна. Было совершенно очевидно, чего ей стоил всплеск ее гордой речи, и, услышав его дальнейшие слова, она снова «закрылась на ключ», спрятавшись в своей сдержанности, как чересчур разыгравшийся ребенок ищет укрытия в руках своей матери. У Арчера не было сил продолжать уговоры — он был слишком разочарован исчезновением того необыкновенного существа, которое выплеснулось вдруг из глубины ее прозрачных глаз, а потом рассеялось, как туман. Было очевидно, что Мэй почувствовала его разочарование, но не знала, как его облегчить; и они вернулись домой в тягостном молчании.