— Отныне я — законопослушна и высокоморальна, ваша светлость! Сами понимаете…

— Шалва Теймуразович! Умоляю: Шалва Теймуразович!

— Хорошо… Шалва Теймуразович.

— Ладно, можете не отвечать. Я и без вашего ответа прекрасно знаю: способны. И на это, и на большее. Во всяком случае, были способны. Но ведь львиная доля общества, где мы с вами имеем честь обитать, лишена подобных качеств! Волей провиденья? божественным промыслом? случайно? — но ли-ше-на! Значит, вы являетесь частным случаем, который, как и любой частный случай, грозит сотрясением основ. Теперь перейдем ко мне…

Князь отхлебнул из бокала, давая понять, что собственно тост окончен, и все дальнейшее следует воспринимать как застольную беседу.

Ты последовала его примеру.

Мадера действительно оказалась превосходной.

— И впрямь: поступи вы со старичком столь жестоким образом — капитан возьмется стрелять, девицы с визгом бросятся прочь, ресторатор вкупе со служителями запрется на кухне, забаррикадировав дверь… И лишь ваш покорный слуга — заметьте! лишь я один! — примется отнимать револьвер у взбесившегося вояки, успокаивать девиц и вызволять содержателя «Картли». Почему? Потому что только Шалва Теймуразович не получит сомнительного счастья увидеть явление дьявола! Для него по-прежнему будет сидеть за столом старичок, а вокруг — без видимых причин воцарится умопомешательство. И даже потом, наблюдая реально прожженные шпалеры на стенах, видя сморщенные от запаха серы носы окружающих, слушая показания свидетелей…

Еще один глоток.

— Вы по-прежнему сомневаетесь, дорогая Раиса Сергеевна, в том, что мы с вами — уроды? Я — нет. Меня удивляет другое: почему никого не интересует причина, исток появления нам подобных? Я изучал архивы, хотя многих это удивляло — сотрудники Е. И. В. особого облавного корпуса редко проявляют подобную любознательность; особенно — высшие офицеры. А ведь в архивах можно найти массу любопытнейших сведений! Например: вы знаете, что усилиями властей светских и духовных, в европейских государствах лишь около пятидесяти лет тому назад удалось окончательно вытеснить так называмых магов в криминальную, теневую сферу общественной жизни?

— Знаю.

— Откуда? Вы имели доступ к архивам?

В ответ на шутку — полуулыбка.

Краешками губ.

— Это ведь не допрос, а беседа, милейший Шалва Теймуразович? Или я вас неправильно поняла?

— Ах да, я и забыл, с кем имею честь сидеть за одним столом… Дама Бубен, маг в законе! Естественно, у вас есть свои, не менее достойные источники информации… Тогда вы просто обязаны знать и другое: уровень ваших возможностей неуклонно падает! Я находил в архивах донесения и протоколы полуторавековой давности — и у меня волосы вставали дыбом! Какая сила! какой размах! Причем заметьте: сухой канцелярский язык, достоверность и скрупулезность, а не лубочный сериал для гимназистов "Как маг Ганд-Эльф за чудом ходил"… Пожалуй, сотвори ваш брат сейчас что-нибудь такое-эдакое — я и не знал бы, как его ловить!

Он знал очень много. И вряд ли привел тебя сюда лишь потому, что многоречивому Шалве Теймуразовичу не хватало внимательного слушателя.

Делает ли он что-нибудь просто так? вряд ли.

— Вы ешьте, не стесняйтесь, дорогая моя Раиса Сергеевна! Видите: нам уже несут превосходное лобио, какого вам не найти в вашем Кус… ах да, в Кус-Кренделе! Пожалуй, такого лобио вам не найти и в столице — кстати, вы не собираетесь в столицу? На днях? Шучу, шучу, я ведь все понимаю…

Сытый кот, наевшись лобио, играет с мышью.

Сытому коту весело.

А ведь тебе не весело, Шалва Теймуразович. Тебе совсем не весело, и ты нет-нет да и мазнешь по своей даме пристальным, полуполковничьим взглядом: поняла ли? о чем думает? где ищет мышь спасительную лазейку?

И ты не можешь не видеть, князь: дама держится лишь на остатках упрямства, ибо силы на исходе.

Может быть, тебе интересно знать: сколько она продержится?

— П-позвольте… п-позвольте ангажировать вашу даму!.. эй, музыканты — полечку!

Пехотный капитан стоял у вашего столика.

ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

Заглянуть в глаза пехотному капитану очень трудно, из-за вечно застилающей их стеклянной мути отупения, трудно, но можно, и тогда проглядывает:

…сугроб.

У сугроба притулилась молодая, доверчивая березка. Качает тонкими ветвями, ахает в испуге. Снег кругом ноздреватый, мокрый; птица с розовой грудкой прыгает, высматривает пищу. Сверху валится на головы мокрая простыня неба, разодранная на востоке зарей. Где-то ржет лошадь.

Выстрел.

Везет же людям: стреляются…

* * *

В зале хихикали, прикрывая рты ладошками, певички: ждали потехи. Цивильный «шпак» привел в ресторацию едва ли не побирушку с паперти — отчего ж не позабавиться бравому офицеру?

— В-вашу ручку, мадам! или — мамзель?!

— Дама не танцует.

Болотные глаза медленно поднялись от стола; двумя гусеницами поползли вдоль капитанского мундира. Остановились где-то в районе воротничка-стойки.

Уперлись в кадык.

— Позвольте узнать: п-почему? я могу заказать что-нибудь народное… «Д-дубинушку»? "Камаринскую"?!

— Пшел вон, дурак.

Видимо, до пехотного капитана не сразу дошел смысл сказанного. Он еще продолжал скабрезно ухмыляться, но желтое лицо налилось кровью, став похожим на осеннее яблоко; в мутных глазках появился блеск, тот блеск, что сразу позволяет опознать кокаиниста и развратника.

— Что… что вы сказали?!

— Я сказал: убирайтесь вон. И поживее.

Ладонь капитана судорожно нашарила кобуру; сдернула ремешок.

— Хорошо-с… очень хорошо-с!.. всякий ш-штафирка будет…

Князь Джандиери неторопливо встал. Правая рука его легла поверх капитанского ремня; левая же перехватила запястье разъяренного офицера, и дуло револьвера уставилось в потолок. Так они и замерли на миг: скульптурная группа "Караемый порок". Затем, под дружное "Ах!" певичек, князь поднял капитана над собой и неспеша огляделся: куда бы бросить?

— К дверям, ваша бдительность! — быстренько подсказал возникший из ниоткуда толстяк-хозяин. — Изволите видеть: там фикус, и больше ничего! никакого разоренья-с, ваша бдительность!

— К дверям? — спросил Шалва Теймуразович у ворочающегося сверху капитана.

И, не дождавшись ответа, опустил свою жертву на прежнее место.

Расторопный толстячок, приобняв лишившегося дара речи капитана за плечи, повел того к столику, нашептывая в ухо. Спина любителя танцев отчетливо выражала степень усвоения информации: она выпрямлялась, выпрямлялась — и вот обладатель исключительно прямой (сейчас треснет!) спины, так и не задержавшись у столика с певичками, направляется к дверям.